Кланы Японии
Кланы Японии — группа родов древней и средневековой Японии, происходившей от детей императоров, которым было отказано в статусе принцев.
Кланы Японии — группа родов древней и средневековой Японии, происходившей от детей императоров, которым было отказано в статусе принцев.
Первый император появился на Японских островах в 660 году до н. э. и получил титул Дзимму-тэнно, что означает «Правитель Дзимму». С ним началась «земная» история Японии. Несмотря на то, что император почитался как недосягаемый потомок богов, в его окружении все же находилось немало дерзновенных смельчаков, жаждущих любой ценой занять его трон. Одними из первых, кому еще в IX веке удалось узурпировать верховную власть и фактически удерживать ее вплоть до XII столетия, были члены клана Фудзивара. Высокие посты, занимаемые ими при дворе, позволили им довольно быстро взять власть в свои руки. Выдавая женщин своего клана за императоров, Фудзивара тем самым не только приобретали неограниченное влияние при дворе, но и соединялись с верховными правителями кровными узами. От таких «небесных» браков рождались наследные принцы, которые в будущем могли претендовать на императорский престол. Фудзивара буквально организовали в Японии институт регентства, и реальная власть ушла от «небесных правителей». Но власть, как песок, вполне может просочиться меж пальцами. И Фудзивара изо всех сил старались обезопасить себя от возможных соперников, высылая их в отдаленные районы страны, мотивируя это необходимостью защиты территорий от нападений айнов и морских пиратов.
Среди таких «ссыльных» конкурентов особенно ярко выделялись представители двух сильных линий императорского рода — Тайра и Минамото. Довольно скоро Минамото начали контролировать север и северо-восток государства, а клан Тайра — его юго-западную островную часть.
Вот только дружбы между этими двумя кланами не было, хотя они вполне могли объединиться для свержения власти Фудзивара. Но нет, они постоянно враждовали друг с другом. Начиная с 1051 года почти полтора века страну раздирали смуты и восстания. Одним из них, определившим дальнейшую судьбу могущественных кланов, стало восстание Хэйдзи, поднятое в 1160 году полководцем Минамото-но Ёситомо против Тайра. Восстание окончилось поражением, а сам Ёситомо был убит. Но его третьего сына, тринадцатилетнего Ёритомо, глава рода Тайра пощадил и сослал на восток страны в Ид-зумо. Так Тайра совершили роковую ошибку. Спустя двадцать лет после гибели отца Ёритомо так и не забыл поражения клана. Собрав под свои знамена несколько тысяч человек, означал вместе со сводными братьями настоящую войну на уничтожение противника. После ряда побед клан Минамото в апреле 1185 года в битве Гэмпэй, проходившей в бухте Данноура, полностью разгромил клан Тайра.
С того самого времени Минамото Ёритомо начал укреплять свою военную власть и в 1192 году получил от императора Японии титул сэйи тайсе-гун — «великий главнокомандующий, покоритель варваров». Так он стал военным правителем империи. А император полностью лишился власти. Такой тип правления продержался в Японии около семи веков, вплоть до 1867 года, когда последний сёгун Токугава Ёсинобу отрекся от власти. И все эти века главными действующими лицами в пьесе японской истории были потомки бога войны Хатимана — самураи. Им было предначертано Служение…
Но для Служения следовало получить определенное воспитание и пройти путь самурая по вертикали «ОЯ — КО», что дословно переводится как «отец — сын», а в более широком смысле — как «учитель — ученик» или «покровитель — подопечный».
Император Японии должен выражать дух или идею своей страны гораздо в большей степени, чем давать импульс в ее жизни.
По этой причине в наш технологический век Япония имеет императора-ученого, биолога, получившего образование на Западе. Двор должен был оставаться замкнутым мирком, где, вдали от волнений повседневной жизни, кристаллизуется история. Эта кропотливая работа по возделыванию культуры сопровождается определенной забывчивостью, но подробности жизни в данном случае имеют меньшее значение, чем символ. Император Мэйдзи, перекинувший мостик из одного общества в другое, понимал, что ему придется в самом себе культивировать определенную двойственность. Он был абсолютно современным императором, в период царствования которого были приняты хартия и конституция, он одевался на западный манер и, хотя личность императора всегда была священна и недоступна для взора, не побоялся представить народу свой фотоснимок. Мэйдзи как мудрый властелин в своих речах всегда ссылался на нравственные ценности, освященные традицией, и проявлял постоянный интерес к вопросам образования членов своего семейства.
«Тогда Великая Богиня, взяв в свои руки драгоценное зеркало, дала его своему внуку, сказав ему: "Когда ты посмотришь на это зеркало, о мой внук, то это будет так, как если бы ты смотрел на меня. Храни его при себе, это твое священное зеркало". К этому она прибавила драгоценность в форме полумесяца, сулящую процветание, и меч, изготовленный из собранных облаков, вручив, таким образом, три сокровища. Она сказала еще: „Освети весь мир сверканием, равным блеску этого зеркала. Царствуй над миром благодаря чудесному могуществу этой драгоценности. Подчини себе тех, кто тебе не станет повиноваться, взмахнув этим божественным мечом". Символы императорской власти были переданы в Японию в том же порядке, в каком солнце, луна и звезды поселились на небе. У зеркала была форма солнца; драгоценность напоминала луну; меч был создан из вещества звезд… Зеркало само по себе не обладает ничем, но беспристрастно отражает любые явления, показывая их подлинные черты. Символ зеркала заключается в его реакции на свойства предметов, таким образом, оно представляет собой источник всякой чести. Символ драгоценности состоит в ее мягкости и скромности; она является источником сострадания. Символ меча в его силе и решительности; он является источником мудрости» (Китабатакэ Тикафуса. Дзинно сотоки).
Помимо других обязательных требований для верующих, стремящихся к спасению, буддизм выдвигал необходимость наличия так называемых парамит — духовных совершенств мирян.
Парамитами, способствующими мирянину в спасении, считались: высокая нравственность, выражавшаяся в соблюдении «пяти заповедей» («панча шила»), прилежание, непротивление злу, пренебрежение к жизненным неприятностям, даваемое созерцательной «мудростью», и щедрость в подаянии. Последнее было чрезвычайно важным.
«Кто постоянно раздает достойным пищу, питье, одеяния, колесницы, гирлянды, благоухания, умащения, ложе, жилища, светильники, кто святые древа насаждает… кто монахам отводит место для совершения… обрядов, почтительно выстроит вихару… кто устроит трапезу, а в холодное время дарит топливо… такие податели на небо грядут…
Бедные люди, с верой подав милостыню — цветок миробалана, кусочек сахара и т. д., грядут на небо и там великое блаженство получат».
От мирянина, желающего стать буддистом (дословно «почитателем»—упасакой), не требовалось совершения каких-то обрядов, он не должен был ничего менять в жизни. Надо было лишь заявить в присутствии монахов о признании «трех драгоценностей», произнести формулу: «Я прибегаю к Будде, я прибегаю к учению, я прибегаю к общине».
«Панча шила», или «пять заповедей», состояли в отказе от убийства живого существа, от воровства, от лжи, от употребления алкоголя, а также в соблюдении супружеской верности.
Бросается в глаза совпадение почти всех этих заповедей с важнейшими библейскими заповедями. Не следует забывать о том, что эти заповеди являются монополизированными религией элементарными требованиями человеческого общежития.
Ко времени составления «Кодзики» уже существовала достаточно развитая «историческая» традиция (существовавшая как в устной, так и в письменной форме)
Первым из полностью дошедших до нас сочинений государственно-исторического характера является «Кодзики» («Записи о делах древности», 712 г.). Этот памятник еще в полной мере нес на себе печать дописьменной культуры и фактически представлял собой фиксацию текстов, уже сложившихся в устной традиции.
В предисловии к «Кодзики» сообщалось, что после кровопролитной междоусобицы «годов Дзинсин» трон занял Тэмму, и возникла необходимость пересмотра уже сложившихся представлений о роли тех или иных знатных родов в «истории». Составитель «Кодзики» Оно-но Ясумаро приводил слова государя:
«До нашего слуха дошло, что императорские летописи и исконные сказания, кои находятся во владении различных родов, расходятся с правдой и истиной, и к ним примешалось множество лжи и искажений… Посему нам угодно, чтобы были составлены и записаны императорские летописи, распознаны и проверены старинные сказания, устранены заблуждения и установлена истина, и чтобы она была поведана грядущему потомству».
Во исполнение этого повеления сказитель Хиэда-но Арэ выучил наизусть бытовавшие мифы и предания, а затем Оно-но Ясумаро записал их с его слов на китайском литературном языке — вэнъяне. «Кодзики» состоит из трех свитков. Первый из них представляет собой рассказ о последовательном появлении на свет божеств (и их потомков в мире людей) и их деяниях. Затем, во втором и третьем свитках, следует описание правлений «императоров» (тэнно, сумэрамикото, перевод этих терминов как «император» условен), включающее в себя генеалогию и деяния как их самих, так и основных царедворцев. Таким образом, история государства персонифицировалась в истории правящего, а также других могущественных родов.
Обилие генеалогической информации, содержащейся в «Кодзики», свидетельствует о том, что японцев того времени более всего заботил счет по поколениям, а не по годам. Хронология первых правителей носит в памятнике полулегендарный характер. Только с середины VI в. немногочисленные датировки «Кодзики» начинают более корректно соотноситься с данными корейских и китайских источников и второго японского мифологическо-летописного свода «Нихон сёки» (720 г.).
Ко времени составления «Кодзики» уже существовала достаточно развитая «историческая» традиция (существовавшая как в устной, так и в письменной форме). Разумеется, это не была «история» в современном смысле слова: под «историей» тогда понималось «бывшее», имевшее отношение к происхождению того или иного знатного рода. И чем более древним оно было, тем более прочными виделись позиции его представителей в настоящем. Следствием такой ценностной ориентации стало стремление государства монополизировать контроль над прошлым, т. е. миром предков.
Повествование «Кодзики» имело ясно выраженную идеологическую направленность: оно было призвано обосновать легитимность правящей династии (как прямых потомков богини солнца Аматэрасу), а также обоснованность высокого общественного положения других влиятельных родов (поскольку их божественные предки играли ту или иную роль в обустройстве земли Японии в мифологические времена). Иными словами, задача состояла в том, чтобы создать такую модель прошлого, которая подтверждала бы справедливость социального настоящего.
Свод «Кодзики» был первым, но далеко не последним сочинением такого рода. Идеологическая ценность прошлого вела к тотальному господству «исторического» сознания. Практически все нарративные (повествовательные) прозаические тексты той эпохи можно квалифицировать как исторические, т. е. основанные на хронологической последовательности изложения. Всякий объект описания рассматривался во временном аспекте, а те явления, которые в историческом свете отразить было невозможно, не становились, как правило, объектом изображения. Показательно, что VII-VIII вв. не оставили ни одного сколько-нибудь крупного памятника религиозно-философской мысли.
Свод «Кодзики» является одним из наиболее знаменитых памятников японской истории и культуры. Однако в древней и средневековой Японии он практически не был известен. Его повторное открытие было связано с деятельностью ученых школы национального учения» (кокугаку), которые стали его первыми комментаторами. Таким образом, непосредственное влияние «Кодзики» на последующую раннесредневековую культурную традицию оказалось в лучшем случае ограниченным.
Точного ответа на вопрос о причинах такой культурной «забывчивости» не существует. Возможно, свод «Кодзики» был родовой эзотерической (тайной) хроникой правящего дома. Однако более вероятно то, что его содержание слабо учитывало реальное соотношение сил внутри правящих кругов в начале VIII в. и не отражало возросшего влияния тех родов, которые возвысились сравнительно недавно. Так, род Фудзивара, отпочковавшийся от синтоистского жреческого рода Накатоми, к началу VIII в. приобрел значительное влияние при дворе, однако «Кодзики» обходит его вниманием. Не было в «Кодзики» и никаких сведений относительно иммигрантских родов, а также буддизма, который в момент составления «Кодзики» уже стал выполнять роль составной части государственной идеологии.
По-видимому, ценностные установки составителей «Кодзики» были продиктованы той частью правящей элиты, которая в наибольшей степени была заинтересована в максимальной консервации протогосударственных идеологических и социальных структур. Не случайно поэтому, что факт составления «Кодзики» не нашел никакого отражения в основном историческом источнике VIII в. — хронике «Сёку нихонги», — а уже в 720 г., всего через 8 лет после «Кодзики», под руководством принца Тонэри был составлен другой генеалогическо-летописный свод — «Нихон сёки».
Подъем культуры в VIII в. стал предпосылкой ее дальнейшего развития: совершенствования уже сложившихся форм, видов и жанров, появления новых, освобождения от преобладающего китайского влияния и развития японских элементов, расширения субъекта культурной деятельности
В материальной и духовной культуре японцев в VIII в., безусловно, отчетливо прослеживаются классовые различия. Вместе с тем в культуре антагонистических классов обнаруживается формирование некоторых черт, которые, развиваясь и распространяясь на протяжении последующих столетий, в совокупности с другими элементами, возникшими раньше или значительно позже, составили характерные признаки культуры японского этноса в целом. К их числу относится, например, сезонное любование природой — распускающимися листьями деревьев, цветами, багряным кленом, первым снегом. Этот обычай стал распространяться в VIII в. — сначала как элемент культуры аристократии.
В первую очередь обращают на себя внимание коренные различия в материальной культуре феодалов и крестьянства, обнаруживающиеся в жилище, пище, условиях труда и быта, а следовательно, в обычаях, нравах, мировоззрении. При известной разнице в географических условиях, положении, размерах деревень крестьянское жилище VIII в. в основном было однотипно. Заметные различия в жилье крестьян в пределах одной деревни начали появляться в IX—X вв. и были связаны с процессом имущественной дифференциации крестьянства; на этапе развитого феодализма они стали уже значительными. Общеяпонский же тип жилища, по мнению этнографов, сформировался только в первой половине XIX в..
В VIII в. крестьянское жилище представляло собой землянку или полуземлянку, резко контрастировавшую с домами знати. Из раскопанных японскими археологами жилищ этого времени наиболее известны сохраняющиеся ныне в качестве музеев под открытым небом остатки деревень в Токио и вблизи Екаитиба в префектуре Яманаси. Автор данных очерков в 1981 г. имел возможность ознакомиться лишь с полуземлянками первых столетий н. э., существенно отличающимися от жилищ VII—VIII вв. и размерами, и внутренним устройством, и формой крыши. Поэтому мы сошлемся на описание японского историка Аоки Кадзуо, осмотревшего в 1958 г. жилище из деревни Хираидэ в префектуре Нагано. Это — землянка глубиной 50—60 см, относящаяся к III в., однако существование такого жилища и в VIII в. не было редкостью (раскопки велись с 1947 по 1953 г. токийскими археологами под руководством Оба Ивао).
Конструктивную основу жилища составляли четыре несущих столба, на которых укреплялась тростниковая крыша, низко спускавшаяся к земле и почти закрывавшая стены. Над входом часть крыши была приподнята. Высота жилища — 5—6 м, размеры — примерно 6 м с каждой стороны. Пол — земляной, ночью на него стелилась солома. Внутри стены дома были покрыты древесной корой; никаких перегородок в крестьянском доме в отличие от домов горожан не было. В противоположном от входа скате крыши — отверстие-дымоход. Слева от входа располагался большой глиняный очаг, по обеим сторонам которого были вырыты углубления для хранения пищи. Глиняная утварь — кувшины, горшки — стояли вблизи очага. В таком доме жила семья, состоявшая из 9—10 человек.
Год крестьянской семьи начинался с синтоистского праздника весны, восходившего к первобытной традиции и проводившегося накануне вспашки поля. Крестьяне собирались на праздник с едой и сакэ. В раннее средневековье торжествами руководили синтоистские жрецы. Стержнем праздника были моления о хорошем урожае; крестьянам сообщалось также содержание новых законов и императорских указов. После праздника крестьяне приступали к обработке поля, для чего применялись железные мотыги двух видов — ски и кува. Первые были заостренными и использовались для вскопки земли, вторые имели форму угла, ими переваливали землю. По данным археологических раскопок, в VIII в. железные мотыги были распространены довольно широко; письменные источники свидетельствуют, что металлические сельскохозяйственные орудия ценились весьма высоко: их выдавали части чиновников, а на столичном рынке мотыга во второй половине VIII в. стоила 5,4 л риса.
С древности было известно два способа посадки риса — семенной, непосредственно в грунт (дзикимаки), и рассадой, выращенной на специальном поле (навасиро). Последний способ был распространен в районах с поздней весной и ранней осенью, а также с недостаточным орошением и требовал меньшего количества семян. Однако при посеве непосредственно в грунт всходы были сильнее, а корни не подвержены болезням.
Во время жатвы тоже использовались металлические орудия — железные серпы. Жали рис также двумя способами — без стебля под колос (эйто) и со стеблем, срезая его непосредственно над землей. В первом случае сжатые колосья толкли пестиком в деревянной ступке. Второй способ, видимо, применялся чаще. В этом случае рис извлекали в два этапа: сначала отделяли стебли, а затем извлекали нелущеный рис. Солому использовали для изготовления мешков и для постели.
Зерновая рента-налог взималась нелущеным рисом; семенной рис необходимо было хранить со стеблем, иначе не было ясно, ранний или поздний это сорт. В качестве платы за ссуду (суйко) взимался рис, сжатый под колос.
После сбора урожая устраивался синтоистский праздник благодарения богам. Зимой мужчины часто отбывали отработочную повинность, женщины ткали, плели мешки, лущили рис.
Собранный с крестьян зерновой налог не расходовался, а складывался в уездные и провинциальные амбары; там же хранили вареный высушенный рис (хосиии), который употребляли в пищу сразу после размачивания водой, сакэ, соль и просо. Большая часть налогового риса в 708 г. на случай неурожая или стихийных бедствий была опечатана как неприкосновенный запас и изъята из ведения начальников уездов и губернаторов провинций. В IX в. эти запасы были свезены в столицу для раздачи феодалам, а в X в. в связи с распадом надельной системы никаких запасов не осталось. В столицу отправлялся очищенный белый рис (сёмай), который был легче сжатого под колос.
В 3-м месяце 710 г. столица Японии была перенесена из Фудзивара в Хэйдзэй, построенный в местности Нара. Причинами были голод и эпидемии, а также потребность растущего государства и господствующего класса в более обширных дворцах, присутственных местах для чиновников, территории для строительства домов знати, буддийских храмов. Хэйдзэй оставался столицей до переноса ее в 784 г. в Нагаока, хотя и в течение этих десятилетий императорский двор несколько раз временно переезжал в другое место. До конца XIX в. о Хэйдзэй было известно главным образом из скупых письменных источников. Местонахождение отдельных его частей, в частности императорского городка (дайдайри), где находились и правительственные учреждения, обнаружил в 1899 г. инженер Сэкино Тадасу, занимавшийся ремонтом храмов в Нара; археологические раскопки Хэйдзэй велись в 50—60-х годах XX в.
Хэйдзэй был построен по образцу китайской столицы Чаньани, занимал площадь около 20 кв. км, а его население насчитывало почти 200 тыс. В архитектурном облике города — дворцах, домах знати, буддийских храмах — сочеталось два стиля: китайский, танский, и японский. Регулярные связи с Китаем, прерванные в начале 70-х годов VII в., возобновились с 701 г. Японская знать изучала китайскую духовную культуру, из Китая ввозились предметы роскоши, в Китае учились японские буддийские монахи.
Императорский дворец
Императорский дворец (дайри) в Хэйдзэй был построен в японском стиле, а окружающие его здания и дома знати в китайском. Традиционные японские здания опирались на столбы, врытые в землю. Пол строили высоко над землей, стены были деревянными, крыша — из тростника и коры дерева хиноки (разновидность кипариса). Буддийские храмы в китайском стиле строились еще в VII в., а жилые дома знати — в начале VIII в., что подтверждается археологическими раскопками 30-х годов. Они возводились на каменном фундаменте, имели колонны, окрашенные в красный цвет, белые стены, пол из обожженного кирпича (сэн) и черепичную крышу.
Бедные горожане Хэйдзэй, занятые обслуживанием знати, подобно крестьянам жили в полуземлянках. Однако власти, озабоченные внешним обликом столицы, в 724 г. издали указ, предписывавший всем горожанам строить дома в китайском стиле, с красными колоннами и белыми стенами. По китайскому же образцу в Хэйдзэй высаживали Зеленые ивы.
Столица просыпалась рано. На рассвете звонили колокола в буддийских храмах. В управлении астрономии и календаря (онъёрё) специальный чиновник (рококу хакасэ) наблюдал за водяными часами, и по его указанию его помощники (сюсинтэй) подавали сигналы времени — ударяли в маленький барабан определенное число раз. Одновременно охрана открывала ворота дворцового городка.
Примерно через час раздавался второй сигнал, вместе с которым открывались двери правительственных учреждений, а чиновники в служебной одежде должны были отправляться в присутствие. Звук барабана, по мнению специалистов, слышался на расстоянии в 1 км. Улицы быстро заполнялись чиновниками, которые пешком и на лошадях спешили на службу. Во дворец, в зависимости от сезона, направлялись также губернаторы провинций со свитой либо их гонцы — для докладов по административным и финансовым вопросам.
В полдень снова раздавался удар барабана, чиновники покидали присутственные места, открывались базары — восточный и западный, куда перемещался центр послеполуденной жизни города. Продавали ткани, одежду, пищу, домашнюю утварь, сельскохозяйственные орудия. Торговали и краденым — сохранились документы о краже вещей низшими чиновниками.
Вечером в дворцовом городке снова бил барабан, а в городе звонили храмовые колокола. Закрывались ворота дворца и базары. Вечером в Хэйдзэй было тихо, трактиров в японской столице в отличие от Чаньани не было, ходить по улицам ночью без особой необходимости запрещалось. Слышались только лай собак и шаги патрульных. Осенью и в начале зимы в городе наступало оживление. В 10—12-м месяцах из провинций привозили натуральную ренту; в район, где находились амбары финансового и фискального департаментов, пригоняли коров и лошадей, на которых привозили рис и ткани, приходили крестьяне, переносившие грузы на себе. Зимой в Хэйдзэй было много крестьян, отбывавших отработки на строительстве.
Власти насаждали среди чиновников конфуцианство, в школах для детей знати изучались конфуцианские книги и практика применения конфуцианских идей в государственном управлении (кэйгаку), двор требовал соблюдения этикета (ли) в присутственных местах. Но если в служебных отношениях чиновников принципы конфуцианства так или иначе соблюдались, то жизненной моралью, нормой личной жизни знати оно не стало.
Благородные мужи Японии
В начале VIII в. идеалом японской аристократии стал тип «благородного мужа» (миябио), нашедший отражение, в частности, в поэтических антологиях VIII в. Признаком благородства были сезонные любования природой и садами, светские приемы и пиры, чувственная любовь. Развлечением на приемах были стихи и песни; в некоторых домах знати по вечерам читали книги при свете масляного светильника. Угощение на пирах было весьма обильным. В источниках упоминаются овощи, мясо, птица, морская трава, ракушки и рыба. Поскольку Хэйдзэй находился сравнительно далеко от моря, то последние употреблялись, как правило, в сушеном или соленом виде. В повседневной жизни и знать, и крестьяне чаще всего ели рис.
Питание у всех классов общества было двухразовым; крестьяне питались почти исключительно рисом. В императорских указах регулярно говорилось о буддийском запрете уничтожать живое, однако на жизни аристократии это не отражалось. Знать требовала от крестьян соблюдения запретов, но сама употребляла в пищу мясо.
Бедствия и болезни
Большой ущерб наносили обществу стихийные бедствия и болезни. В «Продолжении анналов Японии» отмечаются довольно частые землетрясения и эпидемии, во время которых погибало множество людей — и крестьян, и знати. В столице и провинциальных центрах жили лекари, лечившие феодалов, но против эпидемий они были бессильны. Рабы изготовляли и продавали крестьянам какие-то таблетки и порошки, однако, судя по источникам, это было мошенничеством — такие лекарства в лучшем случае оказывались безвредными. В правительственных указах больным крестьянам строго запрещалось употреблять такие таблетки и порошки.
Одной из самых губительных была эпидемия оспы, начавшаяся в 735 г. на о-ве Кюсю и за два года распространившаяся на всю страну. В 6-м месяце 737 г. правительство разослало во все провинции инструктивное письмо о лечении оспы, поручив губернаторам сообщить его содержание всем крестьянам. В письме подробно описано течение болезни: сильный жар, сыпь, появляющаяся через несколько дней на 3—4 дня, жажда, которую нельзя утолить, понос, начинающийся после того, как пройдет сыпь и спадет жар. Болезни могут сопутствовать кашель, рвота, кровохарканье, кровотечение из носа. Основной метод лечения — диета и тепло: необходмо хорошо укутывать живот и поясницу, ни в коем случае не переохлаждаться, не лежать на земляном полу; кормить больного надо жидким рисом и супом из проса. Нельзя есть свежую рыбу, холодное мясо, сырые овощи, фрукты, пить сырую воду. При поносе необходимо как можно больше употреблять вареного лука и лука-порея, но если жар не спадет, то можно пить только морковный отвар. Диета должна соблюдаться и 20 дней после выздоровления. В это время нельзя переохлаждаться, находиться на улице под дождем и при ветре. Через 20 дней можно есть хорошо прожаренные рыбу и мясо, но следует воздержаться от употребления скумбрии, ставриды и вяленой рыбы.
С эпидемией 735 г. связано усиление социальной роли официального буддизма. Разумеется, эпидемия была только одним из поводов для развернувшегося строительства новых храмов. Более глубокие причины заключались в стремлении пресечь отмеченное выше антиправительственное религиозное движение, подавить чувства народа величием огромных храмов и буддийских статуй. Это отвечало и желанию императора Сёму — поклонника буддизма, приблизившего к себе монаха Додзи, который, в частности, настаивал на повышении роли монахов в государстве. Сказалось и китайское влияние.
Культуры японской аристократии в VIII в
Развитие духовной культуры японской аристократии в VIII в. тесно связано с письменной традицией. Здесь китайское влияние оказалось весьма плодотворным и неискоренимым (и в современном японском языке до 70 % слов, большая часть пословиц, поговорок, идиом имеет китайское происхождение). Заимствование сложной, многозначной, но удобной, богатой многообразными оттенками иероглифической письменности, где каждый знак — не просто символ, а передатчик смыслового значения (а нередко — ряда значений) и к тому же — богатый историко-культурный источник, дало толчок развитию литературы, образования, историографии.
Один из основных способов использования китайских иероглифов был заимствован в Пэкче и заключался в том, что к японским словам (сначала — к существительным, а затем и к другим частям речи) подбирались соответствующие по смыслу иероглифы. Этим способом, получившим название «манъёгана», написаны первый историко-литературный памятник японской письменности — «Хроника древних событий» («Кодзики»), поэтическая антология «Сборник множества стихов» («Манъёсю»). Вместе с тем среди знати получил распространение древнекитайский письменный язык вэньянь, именовавшийся в Японии, как и в Корее, «ханьским письмом» (камбун).
С развитием письменности связано распространение поэтического творчества и создание антологий. Стихи сочиняли феодалы, императоры, крестьяне. Первая антология (на древнекитайском языке) — «Думы о ветре» («Кайфусо») — появилась в 751 г. и была составлена из стихов второй половины VII—первой половины VIII в. Более известна упомянутая выше вторая антология — «Сборник множества стихов», включающая около 4,5 тыс. стихов и песен, в основном VII—VIII вв. Имена составителей и точная дата завершения сборника неизвестны, но известно, что много сил в его подготовку вложил Отомо-но Якамоти (718—785).
Среди известных авторов песен «Сборника множества стихов» — Каки-но Мотохитомаро, Ямабэ-но Акахито, Нуката-но Окими. Круг авторов был весьма широк: члены императорской семьи, аристократы, монахи, крестьяне, воины. Содержание песен — красота природы, любовь, урожай, крестьянский труд. Наряду с художественными достоинствами и бесспорной литературной, эстетической ценностью обе антологии содержат богатый материал о жизни, быте, обычаях феодалов и крестьянства, и с этой точки зрения тоже привлекают возрастающее внимание историков и этнографов.
Тогда же, в VIII в., были созданы первые исторические памятники — «Хроника древних событий» и «Анналы Японии». Попытки описать происхождение японского государства и передать потомкам знания о прошлом, как уже отмечалось, предпринимались и раньше, но до конца доведены не были. История создания «Хроники древних событий», судя по предисловию составителя Оно Ясумаро, восходит к указу императора Тэмму (672 г.), в котором говорилось, что в имеющихся императорских анналах и древних хрониках появилось много ошибочного и ложного и они утратили свой первоначальный смысл. Между тем эти документы — основа управления государством, деятельности императора и воспитания народа. Указ предписывал собрать сохранившиеся документы, исправить их и записать для потомков. Эта работа была поручена 28-летней придворной Хиэда-но Арэ, отличавшейся феноменальной памятью. Однако в то время хроника не была написана, ее по поручению императрицы Гэммё в 711—712 гг. составил Оно Ясумаро.
Работа над «Анналами Японии» тоже началась в правление Тэмму. В 681 г. император собрал во дворце 11 принцев и аристократов и приказал им составить историю. Сначала использовались только императорские анналы, дневники и хроники, но затем количество источников возросло за счет документов правительства, буддийских храмов, дневников отдельных лиц, китайских и корейских исторических сочинений. Однако эта работа также осталась незавершенной. Она была возобновлена по указу императрицы Гэммё, изданном во 2-м месяце 714 г., и закончена в 720 г. Руководителем подготовки «Анналов Японии» на заключительном этапе был принц Тонэри. Участие О-но Ясумаро в этой работе сомнительно. Во всяком случае, в «Продолжении анналов Японии», где говорится об этой работе, его имя в этой связи не упоминается. Ничего не говорится и о тех фактах, которые О приводит в предисловии к «Хронике древних событий».
Мифология, занимающая значительную часть «Хроники древних событий» и «Анналов Японии» и объясняющая происхождение Японии божественным творением, отвечала политическим интересам господствующих кругов. Как известно, до поражения японского империализма во второй мировой войне она использовалась империалистической пропагандой в целях обоснования превосходства японцев над другими народами. В остальном же она представляет интерес как с литературно-художественной точки зрения, так и для анализа мировоззрения древних японцев.
Сами по себе мифы как форма доисторического мышления не могли отражать реальных событий, но могли быть затем дополнены фактами, превратившимися в легенду. Однако в каждом конкретном случае подлинность такого факта, а тем более — аллегории, нуждается в тщательной проверке и доказательствах. В японской официальной историографии последних десятилетий XIX—первых десятилетий XX в. наряду с верой в подлинность основания государства в 660 г. до н. э, мифическим императором Дзимму, восходящей к раннефеодальной традиции, распространилась плоская и бездоказательная рационализация мифов, начатая учеными-конфуцианцами еще в XVIII в. Основоположник научной критики письменных памятников VIII в. Цуда Сокити в ряде исследований, опубликованных во втором-третьем десятилетиях XX в., убедительно доказал, что нет оснований для такой рационализации. На базе анализа широкого круга источников Цуда пришел к выводу, что ни письменные, в частности китайские, ни археологические и другие источники не подтверждают реальности событий, которые обнаруживались конфуцианцами-рационалистами и их последователями в мифах и легендах «Хроники древних событий» и «Анналов Японии». Действительно, отождествление «небесной страны» Такаманохара с какой-то заморской страной, сказочной змеи Ямато-но ороти — с племенем эмиси или попытка увидеть поездку принца Инахи за пределы страны в том факте, что он «вошел в море», — это не более чем произвольное, ненаучное толкование текста мифов, в лучшем случае не выходящее за пределы недоказуемой гипотезы.
В конце VIII в., в 791—797 гг., была написана вторая из шести официальных историй — «Продолжение анналов Японии», охватывающая, как уже отмечалось, 697—792 гг. По сравнению с «Анналами Японии» — это более сжатые, сухие императорские анналы, содержащие краткие сведения об основных событиях при дворе и в стране, изложение императорских указов, сведения о награждении знати, присвоении рангов, официальных церемониях. «Продолжение анналов Японии», состоит из двух равных по объему частей, первая охватывает 61 год, вторая — 34, поэтому вторая часть несколько подробнее. Ее основным автором был правый министр Фудзивара-но Цугутада, умерший в 796 г. Работу над первой частью завершил воспитатель наследного принца Сугано-но Мамити. На первом плане, как и прежде, была морально-назидательная функция истории. Авторы «Продолжения анналов Японии» полагали, что история должна описывать лишь то, что имеет воспитательное значение, и то, что нравственно, а не жизненные подробности; именно поэтому была сокращена первая часть, сначала состоявшая из 30 свитков, а в процессе работы сведенная к 20.
Еще одним видом письменных памятников VIII в. являются отчеты губернских управлений, позднее получившие название «Историко-географические описания провинций» («Фудоки»). Составлены они по указанию правительства от 2-го числа 5-го месяца 713 г. в связи с проверкой и разделением провинций. Термин «фудоки» впервые упоминается в докладе чиновника Миёси-но Киёцура, относящемся к 914 г.. Сохранились описания провинций Харима, Хитати, Идзумо, Бунго и Хидзэн.
Подъем культуры в VIII в. стал предпосылкой ее дальнейшего развития: совершенствования уже сложившихся форм, видов и жанров, появления новых, освобождения от преобладающего китайского влияния и развития японских элементов, расширения субъекта культурной деятельности, прогресса техники сельскохозяйственного производства, ткачества, строительства. Но прогресс культуры был бы невозможен без развития ее материальной основы — роста производительных сил.
Кортик в военном стиле, который, очевидно, предназначался мальчику или юноше.
Его носили, по всей вероятности, только во время праздничных шествий или церемоний, когда мальчикам полагалось надевать костюмы типа военной униформы. Изображения детей с холодным оружием на сохранившихся фотографиях, как правило, расплывчаты и неотчетливы, что препятствует индентификации.
Часто встречается типичный экспортный вариант кавалерийского меча (сабли) в английском стиле, предназначенного как для службы в конном строю, так и для парадной формы.
Прибор такого меча стальной, рукоять покрыта черной шагренью и снабжена темляком из коричневой кожи.
На что следует обратить внимание при покупке японского меча.
Прежде чем покупать японский военный меч, мы рекомендуем коллекционеру принять вo внимание следующие советы.
В начале XIX века Исо Матаэмон основал школу дзюдзюцу Тэдзин Син-ё Рю.
Школа дзюдзюцу Кито Рю образовалась в эпоху Эдо и представляла собой боевую систему, в которую входили техники боя как с оружием, так и без оружия. Она послужила основой для Кодокан Дзюдо, а также современного спортивного дзюдо. С течением времени акцент в исполнении техник смещался в сторону эстетического. Терада Канъемон, пятый патриарх школы, после ухода с поста главы школы основал стиль дзюдзюцу Дзикисин Рю. Он впервые употребил термин «дзюдо», а также соотнес практику боя без оружия с философскими категориями.
В начале XIX века Исо Матаэмон основал школу дзюдзюцу Тэдзин Син-ё Рю. Это была система, которую можно было назвать дзюдзюцу в современном смысле этого слова. Основной акцент делался на практике атэми (ударов) и ката (формальных упражнений) для отработки как боевого, так и эстетического компонента дзюдзюцу. В это время и другие системы боевых искусств начали строить свои философские концепции на основе дзэн-будцизма, формализуя практику боевых искусств в виде пути просветления. Кюдзюцу, искусство стрельбы из лука, начало превращаться в кюдо, уделявшее исключительное внимание правильности натягивания тетивы и выполнению выстрела, который необязательно должен был точно попасть в цель (в действительности в кюдо стрелы выпускаются в цель, находящуюся на расстоянии всего лишь два метра). Кэндзюцу, фехтование на мечах, эволюционировало в кэндо, в котором поединки ведутся на легких мечах из бамбуковых полос (в настоящее время кэндо стало спортом, в котором проводятся соревнования). Иайдзюцу, искусство мгновенного выхватывания меча и фехтования в стесненных условиях (внутри дома или в городском переулке), стало превращаться в иайдо, в котором главным аспектом тренировки стало выполнение ката с мечом. В целом, можно сказать, что традиции дзюцу, «искусства», или «способа», ориентированные на боевую эффективность, стали заменяться принципом до, пути духовного постижения, в котором основной акцент делался на то, как практикуется искусство, а боевые аспекты оказывались на втором плане или исключались.
Можно сказать, что золотой век дзюдзюцу совпал с эпохой Эдо, с начала XVII по середину XIX века. В эпоху Мэйдзи стили дзюдзюцу, имевшие боевую направленность, начали стремительно исчезать. Тем не менее в это время существовали 725 различных школ боевых искусств, которые практиковали техники, подходящие под определение дзюдзюцу.
В 1882 году, вскоре после начала эпохи Мэйдзи, Дзигоро Кано основал стиль Кодокан Дзюдо. Профессор Кано изучил многие старые стили дзюдзюцу, достигнув особого мастерства в стилях Кито Рю и Тэдзин Син-ё Рю. В те времена понятие дзюдзюцу ассоциировалось с криминальным миром и безвкусными демонстрациями «боевых навыков». Профессор Кано, помимо преподавания дзюдзюцу, работал в токийской Высшей общеобразовательной школе и стал первым президентом японского общества физического воспитания (организации наподобие ассоциации непрофессионального спорта в США). Он сумел сделать дзюдзюцу общественно приемлемой системой физического воспитания, которая стала практиковаться в общеобразовательных школах по всей Японии. Он исключил из практики откровенно опасные техники и изменил ряд других с целью обеспечения безопасности тренировок, а также разработал единую систему преподавания, В результате образовался стиль Кодокан Дзюдо. Хотя этот стиль больше известен тем, что на его основе было создано современное спортивное дзюдо, в нем сохранились многие техники старых стилей дзюдзюцу. Эти техники преподаются старшим ученикам и в настоящее время. Помимо этого, Дзигоро Кано ввел систему рангов кю и дан, которая применяется многими современными боевыми искусствами. Ученические степени кю, общим числом 10, отмечались с помощью цветных поясов, учительские же степени дан отмечались с помощью цветных полос на черном или красном поясе.
Профессор Кано принял для своей школы три вида тренировочной практики. Первый, ката (буквально «танец»), представлял собой последовательное выполнение определенных наборов технических приемов и предназначался для неторопливой, изящной и гладкой отработки техники, развивая в учениках навыки приемов и координацию движений. Второй, рандори («свободная игра»), представлял собой парную работу, в которой два партнера поочередно выполняли различные технические приемы — броски, захваты, болевые контроли и удушающие приемы, в аккуратной и дружественной манере помогая друг другу лучше освоить технику. Третьим видом был сиай («бой»), или соревнование с соблюдением определенных правил. Считается, что ката тренирует тело, рандори тренирует ум, а сиай тренирует дух.
Современное дзюдо стало соревновательным спортом. Акцент на соревнования вряд ли входил в намерения профессора Кано, однако влияние Запада на боевые искусства, в особенности включение дзюдо в состав олимпийских видов спорта в 1964 году, привело к тому, что практика сиай стала основной в большинстве школ дзюдо.
Кандзи ( яп.汉字- кандзи, «китайские знаки») — иероглифическое письмо, составная часть японской письменности.
Японские иероглифы были заимствовано японцами в Китае в 5-6 веках. К заимствованным знакам были добавлены иероглифы, разработанные самими японцами (国字- кокудзи). Кроме иероглифов, для письма в Японии также используются две составляющие азбуки: хирагана и катакана, арабские цифры и латинский алфавит ромадзи.
История
Японский термин кандзи (汉字) переводится как «Знаки (династии) Хань». Точно неизвестно, каким путем китайские иероглифы попали в Японию, но на сегоднешний день общепринятым считается версия о том, что первые китайские тексты завезли в начале 5 века. Данные тексты были написаны на китайском языке, и для того, чтобы японцы смогли их прочитать с помощью диакритических знаков с соблюдением правил японской грамматики, была разработана система канбун — kanbun или kambun (汉文) — первоначально означало "Классическое китайское сочинение".
Японский язык в то время не имел письменной формы. Для записи исконных японских слов была создана система письменности Man’yōshū (万叶集), первым памятником литературы которым стала древняя поэтическая антология «Манъесю». Слова в ней записывались китайскими иероглифами по звучанию, а не по содержанию.
Man’yōshū (万叶集) рус. Манъёсю, записанная иероглифической скорописью, превратилась в хирагана — систему письменности для женщин, которым высшее образование было почти недоступно. Большинство литературных памятников эпохи Хэйан с женским авторством были записаны хираганой. Параллельно возникла Катакана: учащиеся из монастырей упрощали Манъёсю до единого значимого элемента. Данные системы письменности, катакана и хирагана, образовались от китайских иероглифов и впоследствии они превратились в силлабические алфавиты, которые вместе называются Кана́ ( 仮名) или слоговая японская азбука.
Иероглифы в современной японском языке используются в большенстве своем для записи основ слов в существительных, прилагательных и глаголах, с другой стороны хирагана используется для записи флексий и окончаний глаголов и прилагательных(см. окуригана), частиц и слов, в которых трудно запомнить иероглифы. Катакана используется для записи ономатопий и гайраго(заимствованных слов).
Для записи заимствованных слов катакану начали использовать относительно недавно. К концу Второй мировой войны такие слова писались иероглифами по значению (烟草 или 莨 табако — «табак», дословно «трава, дымит») или по фонетическому звучанию (天妇罗или天麸罗 темпура — жареная пища португальского происхождения). Последний способ записи иероглифами называется атедзи.
Японские инновации
Сначала китайские и японские иероглифы практически ничем не отличались друг от друга: последние традиционно использовались для записи японского текста. Однако в настоящее время между китайскими ханьцзы и японскими кандзи имеется большая разница: некоторые иероглифы были созданы самими японцами, а некоторые получили другое значение. Кроме этого, после Второй мировой войны многие японские иероглифы в написании были упрощены.
Кокудзи (国字)
Кокудзи (国字- «национальные иероглифы») — иероглифы японского происхождения. Кокудзи иногда называют Васей кандзи (和制汉字- «китайские иероглифы созданные в Японии»). В целом насчитывается несколько сотен кокудзи. Большинство из них редко используются, но некоторые стали важными дополнениями к письменному японскому языку. Среди них:
峠 (とうげ) тоге (горный перевал)
榊 (さかき) сакаки (сакаки дерево из рода Камелий)
畑 (はたけ) хатаке (суходольное поле)
辻 (つじ) Цудзи (перекресток)
働 (どう/はたらく) до, Хатар(ку) (физическая работа)
Большинство из этих «национальных иероглифов» имеют только японское прочтения, но некоторые были заимствованы самими китайцами и приобрели также онне(китайское) прочтения.
Коккун (国训)
В дополнение к кокудзи, существуют иероглифы, значение которых в японском языке отличается от китайского. Такие иероглифы называются коккун (国训- «[знаки] национального прочтения»). Среди них:
冲(おき) ОКИ (открытое море; кит. полоскание)
森(もり) Море (лес; кит. величественный, пышный)
椿(つばき) Цубаки (японская камелия (Camellia japonica) кит. Айлант)
Старые и новые иероглифы (旧字体,新字体)
Один и тот же иероглиф может иногда быть записан разными стилями: старым (旧字体, кюдзитай — «старые иероглифы»; в старом стиле 旧字体) и новым (新字体, синдзитай — «новые иероглифы»). Ниже представлены несколько примеров записи одного и того же иероглифа в двух стилях:
国 (старый) 国 (новый) куни, коку (страна, край)
号 (старый) 号 (новое) го (номер, название, называться)
变 (старый) 変 (новый) хэн, ка(вара)(изменение, варьироваться)
Японские иероглифы старого стиля использовались до завершения Второй мировой войны и, в большенстве своем, совпадают с традиционными китайскими иероглифами. В 1946 году японское правительство законодательно утвердило упрощенные иероглифы нового стиля в списке «Тойо кандзи дзитай хьо»(当用汉字字体表).
Некоторые из новых знаков совпадали с упрощенными китайскими иероглифами, которые используются в наши дни в КНР. Как и в результате КНР -овской реформы письменности, ряд новых знаков были заимствованы из скорописных форм(略字, рякудзи), которые применялись в рукописных текстах. Однако в определенном контексте допускалось использование и старых(правильных) форм некоторых иероглифов(正字, Сэйдзи). Существуют также еще более упрощенные варианты написания иероглифов, однако сфера их использования ограничена частной перепиской.
Теоретически, любой китайский иероглиф может быть использован в японском тексте, но на практике очень много китайских иероглифов в японском языке не употребляются. Дайканва дзитэн (大汉和辞典) — один из крупнейших словарей иероглифов — содержит около 50 тыс. знаков, однако большинство из них редко встречаются в японских текстах.
Прочтение иероглифов
В зависимости от того, каким путем иероглиф попал в японский язык, он может использоваться для написания одного или разных слов, а еще чаще морфем. С точки зрения читателя это означает, что иероглифы имеют одно или несколько прочтений. Выбор прочтения иероглифа зависит от контекста, содержания и сообщения с другими знаками, а иногда — от позиции в предложении. Прочтение делятся на на два: «китайско-японское» (音読み) и «японское» (訓読み).
Онйоми
Онйоми (音読み- фонетическое прочтение) — китайско-японское прочтение или японская интерпретация китайского произношения иероглифа. Некоторые знаки имеют несколько онйоми, потому что были заимствованы из Китая несколько раз, в разное время и из разных областей. Кокудзи, или иероглифы, которые придумали сами японцы, обычно не имеют онйоми, хотя есть исключения. Например, в иероглифе 働 «работать» является кунёми( хатараку), но есть и онйоми, однако в иероглифа 腺 «железа»(молочная, щитовидная и.т.п.) является лишь онйоми.
Кунёми
Кунёми (訓読み) — японское прочтение, которое основано на произношении исконно японских слов (大和言葉, ямато котоба — «слова Ямато»), к которым были по смыслу подобраны китайские иероглифы. Другими словами, кунёми — это перевод китайского знака в японском языке. В нескольких иероглифах может быть сразу несколько кунёми, а может и не быть вовсе.
Другие прочтения
Существует очень много сочетаний иероглифов, для произношения составляющих которых используются и онйоми, и кунёми. Такие слова называют «дзубако» (重箱-« нагруженный сундук ») или «юто» (汤桶-« бочка кипятка»). Сами эти два термина являются автологичными : первый знак в слове «дзубако» читается по онйоми, а второй — за кунёми. В слове «юто»- наоборот. Другие примеры подобных смешанных прочтений: 金色 киньиро — «золотой», 空手道 каратэдо — «карате».
Некоторые кандзи имеют малоизвестные прочтение — нанори (名乗り- «название имени»), которое обычно используют при озвучивании личных имен. Как правило, они близкие по звучанию к кунёми. В топонимах также иногда применяются нанори, или даже такие чтения, которые нигде больше не встречаются.
Гикун (义训) — прочтение сообщений иероглифов, не имеющих прямого отношения к кунёми или онйоми отдельных знаков, а относящиеся к содержанию всего иероглифического сочетания. Например, сочетание一 寸можно прочесть как « иссун »(то естьт«один сун»), однако в действительности это неделимое сочетание читаться как«тьотто»(«немного»). Гикун часто встречается в японских фамилиях.
Использование атедзи для записи заимствованных слов приводило к появлению новых значений в иероглифах, а также сообщений, прочтение которых было необычным. Например, устаревшее сообщение 亜细亜 адзи, ранее использовалось для иероглифического записи части света — Азии. Сегодня для записи этого слова используется катакана, однако знак 亜 приобрел другой смысл — «Азия», в таких сочетаниях как «ТОА» 东亜 ( «Восточная Азия»).
Из устаревшего иероглифического сочетания 亜米利加 ( америка — «Америка») был взят второй знак, от которого возник неологизм 米国 (бейкоку), который буквально можно перевести как «рисовая страна», хотя в действительности это сочетание обозначает США.
Выбор вариантов
Слова для подобных понятий, таких как «восток» (东), «север» (北) и «северо-восток» (东北) могут иметь совершенно разные произношения: Хигаси и кита является прочтением кунёми и используются для первых двух иероглифов, в то время как «северо-восток» будет читаться по онйоми — Тохоку. Выбор правильного чтения иероглифа является одним из самых трудных аспектов изучения в японском языке.
Как правило, при чтении сочетаний иероглифов выбираются онйоми. Такие сообщения называются японские дзюкуго 熟语. Например, сочетание 学校 ( Гакко, «школа»), 情报 ( дзьохо, «информация») и 新干线( Синкансэн) читаются именно по такому шаблону.
Иероглиф, который расположен отдельно от других иероглифических знаков и окружен Кана, обычно читается по кунёми. Это касается существительных, так и спрягаемых глаголов и прилагательных. Например,月( цуки, месяц), 新しい ( атарасий, «новый»), 情け (насаке, «жалость»), 赤い ( акаи, красный), 見る (мере, «смотреть») — во всех этих случаях используется кунёми.
Эти два основных шаблонных правила имеют много исключений, кунёми также могут образовывать составные слова, хотя они встречаются реже, чем сообщение с онйоми. Среди примеров можно привести 手纸 (тегами, «письмо»), 日伞 ( Хигаси, «солнечная зонтик») или известное словосочетание 神风( камикадзе, «божественный ветер»). Такие сообщения также могут сопровождаться окуриганою. Например, 歌い手 (утаите, «певец») или 折り紙 (оригами). Однако некоторые из таких сочетаний могут быть записаны и без нее — например, 折纸 ( оригами).
Кроме того, некоторые иероглифы, стоящих в тексте отдельно, также могут читаться за онйоми: 爱( ай «любовь»), 禅( дзэн), 点( тэн «отметка»). Большинство из таких иероглифов просто не имеют кунёми, что исключает возможность ошибки.
В целом, ситуация с прочтением онйоми достаточно сложная, поскольку многие знаки имеют несколько таких прочтений. Для сравнения -先生( сенсей, «учитель») и 一生 ( иссьо, «всю жизнь»).
В японском языке существуют омографы, которые могут читаться по-разному в зависимости от значения, как в русском языке «замок» и «замок». Например, сочетание 上手 может читаться тремя способами: Уват («верхняя часть, превосходство») или ками («верхняя часть, верхнее течение»), дзьодзу («умелый»). Дополнительно, сочетание 上手い можно прочитать как Умай («искусный»).
Некоторые известные топонимы, включая Токио (东京) и Япония (日本, нихон или иногда ниппон) читаются по онйоми, впрочем большинство японских топонимов читаются по кунёми (например, 大阪 Осака, 青森 Аомори, 広島 Хиросима). Фамилии и имена также, как правило, читаются по кунёми. Например, 山田 — Ямада, 田中 — Танака, 铃木 — Судзуки. Однако иногда встречаются имена, в которых смешаны кунёми, онйоми и нанори. Прочитать их можно только имея определенный опыт (например, 大海 — Дайкай (он-кун), 夏美 — Нацуми (кун-он)).
Фонетические подсказки
Чтобы избежать неточностей, наряду с иероглифами в текстах иногда встречаются фонетические подсказки в виде хираганы, которые набираются малым кеглем «агатом» над иероглифами (так называемая фуригана) или в одну строчку с ними (так называемые кумимодзи). Это часто делают в текстах для детей, изучающих японский язык и в манге. фуригана иногда используется в газетах для редких или необычных чтений, а также для иероглифов, не включенных в список основных иероглифов.
Количество иероглифов
Общее число существующих иероглифов определить сложно. Японский словарь Дайканва дзитэн содержит около 50 тысяч иероглифов, в то время как более полные современные китайские словари содержат более 80 тысяч знаков. Большинство из этих иероглифов не употребляются ни в современной Японии, ни в современном Китае. Для того, чтобы понимать большинство японских текстов достаточно знать около 3 тысяч иероглифов.
Реформы правописания
После Второй мировой войны, начиная с начала 1946 года, японское правительство занялось разработкой реформ орфографии. Некоторые иероглифы получили упрощенные варианты написания, названные « синдзитай» (新字体). Количество используемых знаков было сокращено, а также были утверждены списки иероглифов необходимых для изучения в школе. Варианты форм и редкие знаки были официально объявлены нежелательными для использования. Главной целью реформ была унификация школьной программы изучения иероглифов и сокращение количества иероглифических знаков, которые применялись в литературе и средствах массовой информации. Эти реформы носили рекомендательный характер. Многие иероглифы, не попавших в списки, до сих пор известны и часто используются.
Кьоику кандзи (教育汉字)
Кьоику кандзи (教育汉字, «образовательные иероглифы») — список состоит из 1006 иероглифов, которые японские дети учат в начальной школе (6 лет обучения). Этот список впервые был учрежден в начале 1946 году и содержал всего 881 знаков. В 1981 году его увеличили до современного числа. Данный список разделен по годам обучения. Его полное наименование «Гакуненбецу кандзи» (学年别汉字配当表, «Таблица иероглифов по годам обучения»)
Дзьойо кандзи
Дзьойо кандзи (常用汉字, «иероглифы постоянного использования») — список состоит из 1945 иероглифов, который влючает в себя «Кьок кандзи» для начальной школы и 939 знака для средней школы (3 года обучения). Иероглифы, которые не включены в этот список, как правило, сопровождаются фуригана. Список был обновлен в начале 1981 году заменив тем самым старые 1850 иероглифов «Тойо кандзи» (当用汉字), который был введен в начале 1946 году.
Дзиммейо кандзи (人名用汉字)
Дзиммейо кандзи (人名用汉字, «иероглифы для человеческих имен») — список состоит из 2928 иероглифов, 1945 знаков которые полностью копируют список «дзьойо кандзи», а 983 иероглифа — используются для записи имен и топонимов. В Японии большинство родителей стараются дать детям редкие имена, включающие в себя очень редкие иероглифы. Чтобы облегчить работу регистрационным и другим службам, которые не имеют необходимых технических средств для набора редких знаков, в 1981 году был утвержден список «дзиммейо кандзи», согласно которому имена новорожденным можно было давать только со знаками списка, либо знаками хириганы или катаканы. Данный список регулярно пополняется новыми иероглифами, а повсеместное внедрение компьютеров с поддержкой юникода привело к тому, что правительство Японии в ближайшее время готовится добавить к этому списку от 500 до 1000 новых иероглифов.
Гайдзи (外字)
Гайдзи (外字, «внешние иероглифы») — это иероглифы, которые не представлены в существующих японских кодировках. К ним относят вариантные или устаревшие формы иероглифов, которые нужны для справочников и ссылок, а также неиероглифичные символы.
Гайдзи могут быть либо пользовательскими или системными. В обоих случаях появляются проблемы при обмене данных, это происходит потому, что кодовые таблицы, используемые для гайдзи, зависят от компьютера и операционной системы.
Номинально, использование гайдзи запрещено JIS X 0208-1997 и JIS X 0213-2000, поскольку они занимают зарезервированные под гайдзи кодовые ячейки. Однако, гайдзи продолжают использоваться, например в системе «i-mode», где они применяются для знаков-рисунков. Юникод позволяет кодировать гайдзи в частной области.
Классификация иероглифов
Буддистский мыслитель Сюй Шэнь (许慎) в своем сочинении «Толкование текстов и разбор знаков» (说文解字), разделил китайские иероглифы на «шесть написаний» (六书, яп. рикусё), то есть шесть категорий. Эта традиционная классификация используется до сих пор, однако она с трудом соотносится с современной лексикографией — границы категорий достаточно размыты и один иероглиф может принадлежать сразу к нескольким из них. Первые четыре категории относятся структурному строению иероглифа, а остальные две категории к его использованию.
Пиктограмное письмо «секи модзи» (象形文字)
Иероглифы «секи модзи» (象形文字), представляют собой схематический образ изображаемого объекта. Например, 木 — дерево или 日- солнце, и т. д. П ервоначальные рисунки существенно отличаются от современных форм, поэтому разгадать эти иероглифы и их значение по внешнему виду достаточно трудно. Со знаками печатного шрифта, дело обстоит гораздо проще, они иногда сохраняют форму оригинального рисунка. Иероглифы такого рода называются пиктограмными или секи -象形, японское слово для обозначения египетского пиктограмного письма. Знаков подобного рода среди современных иероглифов достаточно мало.
Идеограмное письмо «Сидзу модзи» (指事文字)
«Сидзу модзи» (指事文字, «указатели») является разновидностью идеограмного или символического письма. Иероглифы из этой категории, как правило, просты по форме и отражают абстрактные понятия направления или числа. Например, знак 上 обозначает «над» или «верх», а下- «под» или «низ». Среди современных иероглифов такие знаке встречаются редко.
Идеограмное письмо «кайьи модзи» (会意文字)
Иероглифы «кайьи модзи» называют «сложенными идеограммами». Как правило, знаки представляют собой сочетание ряда пиктограмм, отражающих общее значение. Например, кокудзи 峠 (тоге, «горный перевал») состоит из знаков 山 (гора), 上 (верх) и下 (низ). Другой пример — знак 休 (мясу "отдых") состоит из видоизмененного иероглифа 人 (человек) и 木 (дерево). Эта категория также немногочисленна.
Фонетико-семантическое письмо «кейсы модзи» (形声文字)
Иероглифы «кейсы модзи» называются «фонетко-семантическими» или «фонетико-идеографическими» символами. Это самая большая категория среди современных иероглифов (до 90% их общего числа). Обычно они состоят из двух компонентов, один из которых отвечает за произношение иероглифа, а другой — за содержание или семантику. Произношение происходит от восходящих китайских иероглифов. Часто этот след заметен и в современном японском прочтении онйоми. Стоит отметить, что семантическая составляющая и ее содержание могло измениться за столетие со времени ее введения в японский или китайский язык. Соответственно, часто случаются ошибки, когда вместо фонетико-семантического сочетания в иероглифе пытаются видеть только сложенную идеограмму. Однако видкада — семантика иероглифа вообще является еще большей ошибкой.
Производное письмо «тент модзи» (転注文字)
К данной группе относятся «производные» или «взаимно объясняющие» иероглифы. Эта категория самая сложная из всех, потому, что у нее нет четкого определения. Сюда относят знаки, содержание которых и применение были расширены. Например, иероглиф 楽 означает «музыка» или «удовольствие». В китайском языке в зависимости от значения, он по-разному произносится. Это отразилось и на японском языке, где этот знак имеет разлные онйоми — крюке «музыка» и рака "удовольствие".
Заимствованное письмо «касяку модзи» (仮借文字)
Данная категория «касяку модзи» называется «фонетически заимствованными иероглифами». Например, иероглиф 来 в древнекитайской языке был значком, обозначающим пшеницу. Его произношение было омофоны слова «приход», поэтому иероглиф стал применяться для записи этого слова, без добавления нового значащего элемента. Однако некоторые исследователи отмечают, что фонетические заимствования происходили вследствие следования идеологемам. Так тот же знак 来 эволюционировал от «пшеница» до «приход», через значение «созревания урожая» или «прихода урожая».
Вспомогательные знаки
Знак повтора(々) в японском тексте означает повторение предыдущего иероглифа. Так, вместо того, чтобы писать подряд два иероглифа (например, 时时 токидоки, «иногда» или 色色 ироиро, «разное»), второй иероглиф заменяется на знак повтора и озвучивается так же как полноценный иероглиф (时々, 色々). Знак повтора может использоваться в собственных именах и топонимах, например в японской фамилии Сасаки (佐々木). Знак повтора является упрощенным написанием иероглифа 同.
Другой вспомогательный символ, который часто используется для письма, — знак ヶ (уменьшенный знак катаканы «ке»). Он произносится как «ка», когда используется для обозначения количества (например, в сочетании 六ヶ月 рок ка гецу, «шесть месяцев») или как «га» в топонимах, например, в Канегасаки (金ヶ崎). Данный символ является упрощенной записью иероглифа 箇.
Словари
Чтобы найти в словаре нужный иероглиф, нужно знать его ключ и количество рисков. Китайский иероглиф можно разбить на простейшие компоненты, называемые ключами (реже, «радикалами»). Если в иероглифе много ключей, берется один основной (он определяется по особым правилам), после чего нужный иероглиф ищется в разделе ключа по количеству рисков. Например, иероглиф мать (妈) нужно искать в разделе ключа (女), который пишется тремя черточками, среди иероглифов, состоящих из 13 черточек.
В современном японском языке используется 214 классических ключей. В электронных словарях возможен поиск не только по основным ключом, но по всем возможным составляющим иероглифа, количеству черточек или прочтению.
Тесты на знание иероглифов в Японии
Основной тест на знание иероглифов в Японии — это тест Кандзи кент (日本汉字能力検定试験, Нихон кандзи норёку кент сикен). Он проверяет способности по чтению, переводу и написания иероглифов. Тест проводится японским правительством и служит для проверки знаний в школах и университетах Японии. Содержит 10 основных уровней. Самый сложный из них проверяет знание 6000 знаков.
Для иностранцев существует облегченный тест Нихонги норёку сикен (日本语能力试験, JLPT). Он содержит 4 уровня, самый сложный из которых проверяет знание 1926 иероглифов.