Японские специалисты, дотошно изучающие историю возникновения и развития сумо, небезосновательно полагают, что сумо зародилось на Японских островах не менее 2 тысяч лет тому назад.
История сумо
Исторические корни борьбы сумо чрезвычайно глубоки. Среди японских мифов и легенд есть немало сказаний, связанных с сумо. Так, в древнейших японских летописях "Кодзики" говорится о том, что в борцовском поединке определился правитель страны Идзумо (древнее название Японии), а в других древних японских свитках — "Нихонсёки"— описывается поединок перед императором в дни празднеств ( благодарений богам за богатый урожай) между двумя знаменитыми воинами того времени. Победитель этого поединка — Номиносукунэ — был обожествлен и почитается в Японии как родоначальник сумо. Относящиеся к III — VI вв. н. э., археологические находки с изображениями борцов, рефери и зрителей свидетельствуют о широком распространении борьбы сумо и превращении его в зрелище в современном понимании этого слова. Как зрелищное мероприятие сумо в течение веков претерпевало значительные изменения.
В раннем средневековье турниры по сумо были неотъемлемой частью придворных празднеств. В эти годы складываются турнирный ритуал, правила борьбы и система судейства, которые почти в неизменном виде дошли до наших дней. Ринга (дохё), правда, тогда не было — схватки проходили на открытой глинобитной площадке, поэтому победителем становился тот, кто опрокидывал соперника на землю. В период феодальной раздробленности, когда усиливается воинское сословие — буси, сумо широко распространяется как вид прикладного боевого искусства, средство воспитания духа и тела воинов-самураев, и поединки сумотори становятся составной частью регулярных рыцарских турниров наряду с состязаниями конных лучников. Рыцарское сумо было предтечей современного профессионального сумо.
Наряду с прикладным, воинским видом этой борьбы по всей стране широко распространяется "народное" сумо. Турниры по сумо, посвященные сбору урожая, началу строительства или открытию нового моста, проводятся во всех уголках Японии. В них принимают участие крестьяне, ремесленники, торговцы и другие простолюдины. Поединки часто проходили прямо на улицах и площадях городов и поселков и собирали несметные толпы зевак. Ни дохё, ни рефери, ни ритуального одеяния борцов на таких поединках не было. Победитель выявлялся самым демократическим путем — им становился тот, кто заваливал соперника на землю или выпихивал его в толпу зрителей.
"Золотым веком" в становлении и развитии сумо по праву считают эпоху Эдо (1703 — 1868 гг.). Особенно бурно в этот период распространяется "народное" сумо. Поединки и массовые турниры по сумо регулярно проводили крестьянские общины, сообщества ремесленников и торговцев. При этом всячески поощрялись также рыцарские "благотворительные" ритуальные турниры по сумо, во время которых собирались пожертвования на строительство храмов, дорог, мостов.
В это же время появляются специальные площадки для проведения турниров. Они были поначалу квадратными, позже внутри площадки мешками с землей стали выгораживать круг, в котором и проходил поединок. Таким образом родилось дохё, придавшее древней борьбе особую зрелищ-ность и эмоциональную окраску. Совершенствуются правила борьбы, регламент и ритуал турниров, утверждается система судейства. С конца XVII в. турниры профессиональных рикиси (басе) стали проводиться регулярно. Став неотъемлемой частью жизни японского народа, борьба сумо оказало серьезное влияние на культуру и искусство страны. Появляются литературные произведения, в которых в ле-тописно-репортажном стиле описываются турниры по борьбе сумо, в традиционном японском театре Кабуки идут спектакли, где главными действующими лицами являются популярные рикиси. В ныне всемирно известной цветной японской гравюре укиё-э сложился даже самостоятельный жанр — сумо-э — цветные гравюрные портреты борцов (любимцев публики) или картинки-зарисовки жарких поединков сумо. После реставрации Мэйдзи (1868 г.) под влиянием общей демократизации был внесен ряд прогрессивных поправок в турнирный регламент. Так, с 1873 г. на турниры по сумо разрешили допускать женщин-зрительниц, которые сразу стали яростными болельщицами.
В 1909 г. в Токио, в районе Рёгоку, был построен Дворец сумо — Кокугикан, новое здание которого в настоящее время является Меккой современного сумо. В нем расположена штаб-квартира Ассоциации сумо Японии, Музей сумо, проводятся все токийские басе, а также наиболее значительные соревнования любителей, включая чемпионаты мира. Окончательное оформление действующих в настоящее время правил состоялось в 1928 г.: на дохё стали наносить две белые стартовые линии — сикирисэн, диаметр круга был расширен до 4,55 м, а количество судей увеличено до 6 человек. Турниры благодаря этим нововведениям стали проходить более динамично и зрелищно. С 1947 г. число басе было увеличено до 6 и их стали проводить не только в Токио, но также в Осака, Нагоя и Фукуо-ка.
Игры сумо
В современной Японии сумо — это больше, чем просто вид спорта. Это широкое народное движение, в котором принимают участие десятки миллионов японцев. Чтобы понять масштабы этого движения, достаточно привести несколько фактов. В Японии ежегодно проходит 48 национальных турниров сумоистов-любителей, регулярно, проводятся соревнования школьников по разным возрастным категориям — от 6 до 18 лет, первенства университетов, турниры ветеранов и игры сумо и пр. Общее количество состязаний сумоистов-непрофессионалов, проводимых в течение года, достигает 3000. Федерация сумо Японии, объединяющая миллионы су-мотори-любителей, является самой массовой и наиболее активной любительской спортивной организацией в стране. Сияющая вершина этого движения — сумо профессиональное, или одзумо ("Большое сумо"). Словечко это в последние годы становится таким же интернациональным, как "сакэ" или "гейша". А понятие — сродни московскому Большому театру или парижскому "Гранд-опера".
Одзумо подразделяется на 6 дивизионов. В высшем дивизионе (макуути) борцы имеют ранги вроде спортивных разрядов, высший из которых — ёкодзуна — дается пожизненно, остальные — одзэки, сэкивакэ, комусуби и маэгасира — завоевываются и подтверждаются борцами в ходе турниров примерно так же, как определяется рейтинг-лист у профессиональных теннисистов. Далее по нисходящей следуют дивизионы: дзюрё, макуси-та, сандаммэ, дзёнидан и дзёнокути. Басе (турниры) проходят по довольно сложной схеме, при которой устроители стараются свести на дохе приблизительно равных по выступлениям в предыдущих турах соперников. При положительном балансе побед и поражений рейтинг борца повышается, а при отрицательном, соответственно, понижается. Каждый борец в ходе басё и дивизионах макуути и дзюрё проводит 15 схваток, а в остальных — 7.
Ассоциация сумо Японии, возглавляющая и направляющая всю жизнедеятельность одзумо, — это великолепно отлаженная коммерческая структура, оборот которой составляет многие миллиарды иен (в долларовом исчислении — сотни миллионов). Рикиси, борющиеся в четырех низших дивизионах, а всего их около 700 человек, получают деньги только за участие в турнирах и за победу в своем дивизионе. В макуути и дзюрё, высших дивизионах, выступают 66 рикиси (40 и 26 соответственно), которых именуют сэкитори. Они получают ежемесячную зарплату, помимо различных призовых, денег от спонсоров, клубов поддержки и т.д. Чем выше дивизион, в котором выступает борец, чем более высокий титул он имеет, тем выше его призовые и спонсорские вознаграждения. Сэкитори в Японии относятся к категории очень состоятельных людей, а те, кто выступает в макуути, зарабатывают не меньше звезд НХЛ или профессиональных теннисистов из первой десятки. По статистике, однако, лишь одному из десяти рикиси удается стать сэкитори.
Новая волна
Революционное значение имело появление в одзумо иностранцев — сначала латиноамериканцев японского происхождения, позже гавайцев и монголов, которые, добившись громких успехов, привнесли в понимание древней борьбы много нового. С середины 60-х годов Ассоциация сумо Японии в целях пропаганды одзумо начала регулярно проводить показательные зарубежные выступления, причем первые гастроли японских рикиси состоялись в 1965 г. в Москве. Многотысячные аудитории такие выступления собирают повсюду, где бы они не проводились — в Нью-Йорке и Париже, Вене и Лондоне. Активная деятельность по популяризации сумо с привлечением телевидения и других средств массовой информации принесла свои плоды. Древнейшим японским видом единоборства увлеклись спортсмены-борцы во многих странах мира. В конце 80-х годов в некоторых странах Европы, Азии, Америки начали проводить национальные турниры по спортивному (любительскому) сумо. Перспективы у спортивного сумо, прямо скажем, интересные, олимпийские. За время существования Международной федерации сумо число ее членов возросло с 25 до 78 стран. Этот вид спортивного единоборства признан Международным олимпийским комитетом, и не за горами тот день, когда спортивное сумо будет включено в программу Олимпиад. После непродолжительной "разминки" свои первые шаги как самостоятельный вид спорта сумо начинает и в России. В 1998 г. была создана Федерация сумо России, а в ноябре того же года был проведен первый национальный чемпионат. Федерации сумо действуют в Москве, Санкт-Петербурге, Красноярске и других крупнейших городах нашей страны.
"Разминка", надо сказать, была очень динамичной и активной. Секция сумо, действовавшая при Российской федерации дзюдо с 1992 г., принимала активное участие в создании в 1992 г. Международной федерации сумо и в 1995 г. — Европейского союза сумо. Российские спортсмены выступали на чемпионатах мира и Европы и занимали там далеко не последние места. Так, в 1993 году команда российских сумо-истов в составе Рафата Шафеева, Эдуарда Кузнецова и Ха-биля Бекташева заняла 3-е место в командных схватках на Втором чемпионате мира, проводимом в Японии, уступив лишь хозяевам. Хабиль Бекташев в тяжелой весовой категории (свыше 115 кг) затем и на 3-м мировом первенстве в абсолютной категории был удостоен бронзовых медалей. На Четвертом чемпионате мира в 1995 году Евгений Слепцов стал серебряным призером в средней весовой категории. А на Пятом чемпионате в 1996 г. в категории до 85 кг (легкий вес) серебряную медаль завоевал Валерий Бакашов. Подразделение на весовые категории принято только в любительском спортивном сумо. В профессиональном большом сумо деление на категории отсутствует. Может быть, поэтому среди неискушенной публики бытует мнение, что сумоисты — это 200-килограммовые неповоротливые туши, которые на потеху зевакам толкаются в маленьком круге, и побеждает тот, у кого на десяток кг побольше. На самом деле сумо — это динамичный, эмоционально окрашенный поединок (схватка длится в среднем не более 30 сек.) больших, сильных и красивых парней. Из трех составляющих сумо — син—ги—тай (дух — техника — тело) во все времена более всего ценились первые две. Великие чемпионы последних десятилетий при росте 180 — 190 см в лучшие свои годы весили не более 130 кг. Побеждают такие красавцы атлеты красиво и элегантно 160- и даже 200-килограммовых борцов за счет техники, бойцовского духа и интеллекта, приводя в неописуемый восторг миллионы болельщиков в Японии и во всем мире. Не за горами то время, когда своим мастерством и силой духа будут радовать болельщиков российские спортсмены-сумоисты.
Желая воспользоваться этим положением дел, Годайго (1318— 1338) прибегнул к оружию: в своей интриге «сегун против сиккэна» он попытался снова взять в руки реальную власть.
Конфликт между законной властью и реальной властью составляет основу истории японской администрации. Мы его уже рассмотрели в первых главах, но необходимо вспомнить основные факты для того, чтобы лучше понять развитие процесса. В течение почти трех столетий сегуны из рода Токугава властвовали над феодальным централизованным государством, в котором император играл второстепенную роль. Эта сильная власть фактически была рождена зрелым феодализмом. В эпоху Муромати (XIV—XVI века) феодализм находился в процессе дезинтеграции. Этот период поистине богат событиями и изменениями. Представители военной верхушки (сюго и дзито) в эти времена волнений и гражданских войн постепенно занимают административные должности на местах и, следовательно, вступают с рядовыми воинами в отношения вассальной зависимости. В XV веке они подчиняются некоторым могущественным сюго, которые становятся крупными вассалами (даймё), а в XVI веке даймё начинают зависеть от сегуна. Постепенно эта иерархия, обусловленная экономическими причинами, оформилась в пользу сюзерена, но не в пользу императора. И если бы сильный правитель забрал власть из рук сегуна, историческое положение Японии можно было бы сравнивать с европейским феодализмом того же исторического периода.
Но все происходило иначе, и сегуны Асикага были заменены новыми людьми Нобунага и Хидэёси, которые упразднили административную централизацию (гун-кэн), и феодалы освободились от вассальной зависимости (хокэн). Без сомнения, поражение Годайго еще сохранялось в их памяти. Смятение царило тогда почти повсюду, и страна находилась во власти грубых анархических поползновений глав кланов. Япония, предоставленная самой себе, никогда ничего не отменяла. Обычай создавал силу, обычай, а не тексты становившегося все более и более темным (в силу деятельности религиозных, семейных или феодальных партий) законодательства. Феодализм всегда был прагматичным: в расчет идет человек, привычка, «обычай», но не закон, который понимается как абстракция. Таким образом, правительство в XVI веке становится «многоголовым»: император и его кампаку, сегун и его сиккэн. Кампаку, регент, — должность, которая досталась семье Фудзивара в 882 году, — всегда становился как бы ширмой между правителем и механизмами управления. Сиккэн был представителем сегуна; эта должность, с начала XIII века доставшаяся семейству Ходзё, предполагала выполнение как гражданских, так и военных функций; Ходзё долго пользовались своим влиянием, предоставляя в распоряжение молодого правительства Камакура свой престиж владельцев вотчин, расположенных вокруг столицы, покинутой реформаторами. Но это преимущество создавало и неудобства, вытекавшие из вынужденного участия в интригах вокруг двора; парадоксально, но клан Ходзё в конце концов потерял всю власть из-за своего храброго сопротивления монголам: в то время никто не понимал, зачем нужны военные усилия, в результате которых ничто не завоевывалось и добывались трофеи. Что касается сегуна, то он в период Асикага оказался всего лишь человеком без реальной власти и пользовался своим потенциальным влиянием только через аппарат многоступенчатой вассальной зависимости. Система прямой вассальной зависимости была учреждена Минамото, но вскоре распалась.
Желая воспользоваться этим положением дел, Годайго (1318— 1338) прибегнул к оружию: в своей интриге «сегун против сиккэна» он попытался снова взять в руки реальную власть. Но его попытка, отчаянная, по мнению историков, слепая, сумасшедшая в феодальном государстве, которым являлась тогда Япония, закончилась громким провалом. Итак, отметим значительный факт: последующие суждения, пусть смягченные восхищением, адресованным сильной личности императора, должны были показаться достаточно суровыми. За успехом Годайго, который лично был отмечен всеми достоинствами выдающегося деятеля, последовали драматические события: раскол в двух конкурирующих императорских династиях, бесконечные войны, разорение и нищета народа. Катастрофа наступила очень скоро — инициатива императора была исторически несвоевременной. Символ и национальная надежда, император не имел права вмешиваться в суету этого мира. Совершая это, он теряет свою сущность: любое человеческое дело по своей природе неоднозначно, император не имеет права подвергать себя суду подданных. Подобные оценки, впрочем, появляются не во времена неудачной попытки Годайго, но только тогда, когда феодальная организация сёгуната заменила императорскую систему правления, и это стало необратимым явлением.
Реальную административную, военную и политическую власть осуществлял сёгунат, что было санкционировано кодексом 1232 года. Император оставался главой государства со всеми полномочиями, но больше не стоял во главе армии. Эта роль была отнята у него феодалами, которые после усмирения восточных провинций твердо держали войска в своих руках; теперь они представляли собой военную аристократию, которая желала быть независимой от императора силой. С VIII века «главнокомандующий, усмиривший варваров» (сэй-и-тай сёгун) играл главную роль в военных делах, но в 1192 году этим титулом, дарованным императором Ёритомо, стал называться военный предводитель, принявший полномочия от императора. С тех пор сёгун, глава феодального класса, на законных основаниях контролировал вооруженные силы. У императора оставалось только право властвовать над гражданскими лицами. Центральная власть, таким образом, оказалась раздвоенной: императорская администрация обосновалась в Киото, а администрация сёгуната — в Камакура. С XIII века генерал-губернаторы (тандай), губернаторы провинций (сюго) и налоговые интенданты (дзито), назначенные сёгунатом с разрешения императора, вытеснили гражданских должностных лиц, подлинная власть оказалась только у сегуна. Еще необходимо уточнить, что эта власть быстро перешла в руки сик-кэна — регента при сегуне.
Система, при которой регентство (сиккэн) осуществляет власть от имени диктатора, которому передает властные полномочия император, практиковалась и в других феодальных обществах. Разумная забота о том, чтобы не наносить открытого удара даже слабому противнику, выражалась в том, что императоры начиная с 1073 года стали отрекаться от престола в пользу собственного сына, но сохраняли при этом власть. Препоручая императора-ребенка регентам (сэссё) из семейства Фудзивара, отрекшийся император (дзоко) укрывался в каком-нибудь монастыре; став бонзой (хо-ё), оттуда, освободившись от давления вельмож, он управлял (инсэй). Его распоряжения имели туже силу, как если бы он отдавал приказы из дворца. Таким образом, двойственность власти, плохо, хорошо ли, обеспечила Японии относительно мирное столетие (1086—1181). В жестокой борьбе за власть, которой при дворе предавалась вельможная знать, зарождался ранний феодализм. Император же не участвовал в этой борьбе.
Его роль сводгогась к роли дипломата, призванного играть, используя тонкость обольщения. Советы Фудзивара-но Коремити (1093—1163) для младенца-императора Рокудзё (1165—1168) в отношении поведения, должного отличаться скромностью и вежливостью, которых ожидают от хорошего императора, весьма многозначительны: «Правитель должен был бы попытаться найти способ поговорить о делах страны. Если он не намеревается разговаривать, то каким образом он может оценивать прекрасные поступки?
В старинных законах говорится о том, что императору следует исправлять плохие дела. Завершая беседу, вы должны, выслушав речи о государственных делах, спрашивать людей о том, что именно следовало бы предпринять. Правитель должен с вниманием принимать тех, кто имеет представление об этих делах, и относиться к ним с доброй благосклонностью. Если вы станете действовать подобным образом, те, у кого имеются дурные намерения, не осмелятся говорить с вами о делах страны. Те, у кого нет точной цели или кто разговаривает о безобидных предметах, с вами об этом заговорит неожиданно. Вы должны бы задать людям вопрос о том, что они любят. Если они обладают талантом или пониманием, следует разговаривать с ними о литературе; с теми, кто любит поэзию вака, обсуждать вопросы этого характера; с теми, кто получает удовольствие от упражнений с луком и от лошадей, говорить об этих предметах; с теми, кто любит слушать игру на музыкальных инструментах, разговаривать о музыке; с теми, у кого не имеется никаких увлечений, следует вести безобидные речи. Во время этих встреч вы должны быть введены в курс дела, и это будет нравиться еще и придворным, которые прибудут ко двору, и затем они станут туда возвращаться ежедневно, даже не будучи призваны. Дворцовые обязанности не будут обременительны, в императорском дворце постоянно будут посетители» (Дзоку гунсо рюидзю).
Двойственность, которая возникла с IX века, между системой императорской власти и феодальной системой, без сомнения, объясняется тем, что японским учреждениям были навязаны иностранные законы. Сётоку Тайси, регент при императрице Суйко с 592 по 622 год, установил институт императора по китайскому образцу. Он реорганизовал дворцовую администрацию и, во имя укрепления императорской династии, распределил знать по двенадцати рангам. В результате крупной реформы эры Тайка в 645 году было сформировано новое чиновничество, предназначенное для усиления связи правителя со своими подданными. Конфедерация кланов была уничтожена, взамен политической власти старейшины получили высокий ранг в аристократической иерархии. Система кланов была заменена административно-территориальной — были введены провинции (купи) и округа, или уезды (кори). Население по приказу императора обязано было нести налоговые повинности, в то время как подчиненные императорской власти религиозные общины пользовались значительными преимуществами. Японский император, как и китайский, стал главой государства, но по японской традиции императорский трон оставался наследственным. Неоспоримости небесного мандата, которую ни один китайский император не мог отрицать, в Японии соответствовала, таким образом, неоспоримость наследственности властительного трона, которой никогда ни один японский род не осмеливался подвергнуть сомнению. Частой сменяемости китайских династий противостояла стабильность японской императорской династии. Чересчур старательное следование китайским законам (несмотря на их важное первоначальное значение) в создании японской администрации тормозило работу административных механизмов, так как сохранялась старая традиция независимости кланов.
Разделение централизованной власти и властей в провинциях было характерно для японского государства с момента его возникновения. Правитель был главой федерации кланов. Каждый удзи представлял религиозную, общественную и политическую общину. Члены общины, объединенные кровным родством, имели общего предка, и глава удзи (удзино нами) одновременно был жрецом, судьей и военачальником. Глава всего общества осуществлял только духовную и религиозную власть; но власть над землями и людьми принадлежала старейшине каждого клана. Политически роль императора ограничивалась тем, что он использовал всю свою дипломатию для того, чтобы конфликты между главами клана не привели к гражданской войне. В случае неудачи политики императора его могли убить и заменить кем-либо из членов его семьи. Императоры принадлежали, таким образом, всегда к одной династии, которая по определению являлась августейшей. Никогда ни у одного из вельмож не возникала мысль о том, чтобы заменить царствующий род и захватить трон. Боги создали священное семейство, и, какими бы ни были конфликты и войны, божественная добродетель императорской семьи была неприкосновенна. Без сомнения, эта идея, до того еще, как была сформулирована, способствовала тому, чтобы навсегда сохранить за императорской семьей верховную власть.
Обычай передавать трон от брата к брату, установившийся в V—VI веках
Обычай многоженства, соблюдавшийся до 1868 года, значительно запутывает императорскую генеалогию. Неопределенность понятия законнорожденности, сложная сеть естественных и административных связей, выбор наследника среди сыновей супруг второго ранга в случае отсутствия потомства у главной супруги затемняют родство по женской линии. С эпохи Хэйан титул императорской супруги становится особым рангом, предоставляемым только девушкам из пяти семей вельмож (госэккё), которые уже по своему рождению могли стремиться к этому возвышению.
В родстве по мужской линии также не всегда легко ориентироваться. Обычай передавать трон от брата к брату, установившийся в V—VI веках, практика добровольных или вынужденных отречений и использование усыновления в случае — правда, это было нечасто — бездетности императора постепенно породили деликатные династические проблемы. Увеличение количества императорских детей (что вызывало политические затруднения) явилось причиной того, что очень быстро те ветви рода, которые не унаследовали высшее достоинство, оказались изолированными от своего августейшего происхождения. Наиболее старые или наиболее могущественные представители домов, учрежденных подобным образом, становились просто главами новых кланов. Эти кланы тогда приобретали родовое имя, обычно от названия земли, на которой они обосновались. Ветви семьи проживали вдали от двора, что вело к разрыву связей с императорской династией (как это произошло с семьями Минамото и Тайра в IX веке). Образованные подобным образом знатные дома все-таки сохраняли за собой возможность возобновить родство по прямой линии через заключение брака. Каждый глава такого рода, если ему удалось отдать свою дочь в императорские супруги, мог надеяться стать дедушкой будущего императора.
И если известно, что современный император Японии — сто восемьдесят четвертый император со времени легендарного Дзимму, — бесспорно, происходит от правителей, таинственные курганы которых еще сохранились на равнине Осаки, то не менее парадоксально, что его происхождение не может быть установлено со всей необходимой точностью. И поэтому совершенно неудивительно и то, что происхождение династии уходит в глубины древности, а император, чье происхождение теряется во тьме веков, вообще не имеет фамилии.
Японское пространство остается фундаментально одинаковым от северного Хонсю до южного Кюсю.
Токио строится и перестраивается, он расширяется и в то же время становится тесным — все подчиняется изменчивому миру коммерции и удовольствия. В то же время в развивающемся городе можно видеть странные изменения. Здания строятся и сразу сносятся, поскольку почти сразу же выходят из моды и не соответствуют требованиям делового мира, а на их месте возводятся другие, еще более высокие. Пробиваются автострады, все сметая на своем пути. В запутанном лабиринте руин, перестроенных и вновь возведенных зданий возникает поразительная громада города, который непрерывно подвергается процессу сноса и строительства. Даже Сумиду, реку, увековеченную знаменитым театром Но, отправляют в подземное русло. Даже уровень прибрежных вод постоянно меняется из-за того, что река пересыхает. Не видно ни неба, ни земли из-за нездорового тумана, образованного дымом, и однообразной архитектуры высотных домов. Кто может сказать, находясь на центральном вокзале Токио Синд-зуки, оказался ли он на третьем подземном этаже или же на пятнадцатом над землей?
Этому искусственному обрамлению жизни безразлично, возноситься ли в воздушное пространство, словно заполненное ватой, углубляться ли в сопротивляющуюся плоть земли. Освещенные огнями улицы, витрины магазинов и рестораны создают особую атмосферу и воссоздают (будто под стеклянным колпаком) особенности жизни предков. Приход ли это адского мира или наступление нового рая? Совсем рядом пригород, контрастирующий с этим замкнутым пространством. Если сам город наводит только на мысли о «футурологии» и «постиндустриальной» эпохе, то пригород представляет собой загадочную смесь: всевозможные маленькие дома, традиционные деревянные павильоны, супермаркеты, чахлые садики, которые, как и в былые времена, обрабатываются с такой же любовью. Пригород вытянулся вдоль дороги Токайдо, пожирая холмы (их уничтожают бульдозеры), и теряется в новой вертикальной громаде следующего города. Не умеющий быстро приспособиться к шумной хмельной реальности (связанной с непрерывным строительством), человек предается сентиментальным ностальгическим чувствам и тоскует о старой буколике.
Если рискнуть отправиться в туманный Ёсино или в северные области, защищенные барьером гор, или углубиться на юг в Кюсю, то перед нами предстанет забытый мир рисовых полей, ферм, прижатых к подножиям гор, могучих лесов, где единица времени лет девяносто — именно столько требуется криптомерии, чтобы ее древесина созрела и она готова была упасть под топором дровосека. Морской рокот, слышный в долинах Миядзаки, покрытых травами, пение потоков, бегущих в глубине Ёсино, напоминают о существовании не всегда милостивого растительного пространства и мира минералов, в которых человек еще недавно растворялся, несмотря на их капризы. Японское пространство раздваивается: это древнее пространство, в котором все всегда начиналось и заканчивалось природой, и современное — вызывающее, иногда раздражающее и тем не менее что-то еще сохраняющее от первого.
Интеллектуальная специфика Дальнего Востока, связанного с иероглифами, уважение к природе имели разные судьбы в Китае и в Японии. Почитаемую в теории природу на континенте безжалостно подчинил человек. Иначе все было на архипелаге, где, быть может, скудость территории и буддийское сострадание к любому проявлению жизни, даже к камню, учили экономии и компенсации трат. Традиционное японское пространство, в основе своей связанное с растительным миром, растворяется в природе и открывается ей. Именно этот принцип вдохновляет современную японскую архитектуру, основанную на гибкости и открытости настоящему или же воссозданному внешнему миру. Даже современные строительные материалы используются в зависимости от их свойств, выбирают их не сразу, в выборе отражается особый образ мышления. Образ мышления, складывавшийся на протяжении долгих эпох, в разных местах, испытавший многие влияния, выражает поразительное свойство — он гомогенен. Японские постройки как бы растворяются во внешней среде, для которой они одновременно и малозначимая часть, и контраст, придающий новый смысл ансамблю в целом. Здания как бы представляют атмосферу, дают намек на счастье человека, который находится в центре природы, иногда жестокой, но всегда прекрасной и дающей пропитание. Приведенная к своему наиболее простому решению: земля, на которой стоит дом, должна оставаться сухой, — крыша (она и обеспечивает защиту) выступает как символ и напоминает об окружающем пейзаже. И в силу этого, подчиненная законам природы, она выражает идею недолговечности материи.
Каждый год листва опадает, трава желтеет, цветы теряют на ветру свои утратившие свежесть лепестки. Так и ценность предмета или памятника архитектуры не связана с продолжительностью физического существования вещей, дух ценится больше, чем реликвия, а в искусстве форма ценится выше, чем материал, из которого изготовлен предмет. Здание нового Национального театра (Кокурицугэкидзё, 1969) в современном Токио напоминает линии и пропорции Сёсоина, Дворец боевых искусств (Будокан, 1962), директором которого был писатель Юкио Мисима, демонстрирует, что архитекторов вдохновлял Юмэдоно в Хорюдзи. При этом речь не идет о плагиате; это уподобление вовсе не свидетельство того, что талантов и новых идей стало меньше, а вдохновение иссякло. В городском пространстве промышленной эры уподобление демонстрирует, что правила, установленные в далекие времена, когда процветала Нара, никогда не устареют. Хотя в современном строительстве и используются новейшие материалы: железо, бетон, стекло, стальные тросы, — все же сохраняются ломаные линии керамики эпохи Дзёмон (пусть перенесенные в иное время и приспособленные к современным нуждам) в гармонии с горделивым взлетом крыш синтоистских храмов. Именно они вдохновляли знаменитого архитектора Кэндзо Тангэ, как он сам в этом признавался, когда он проектировал спортивный олимпийский комплекс с бассейном в Токио.
Быть может, это влияние и не было столь прямым и не водило непосредственно его рукой, когда он проектировал дворец, напоминающий птицу или самолет из цемента и металла, современную версию корабля, выброшенного из Средневековья в океан современной жизни. Даже произведение не столь явно дерзновенное, муниципальный зал для торжеств в Уэно [Токио бунка кайкан), построенный Маэкава, в планировке офисов или зрительного зала сохраняет что-то такое, что является не только заимствованием у Ле Корбюзье, одного из наставников великих современных японских архитекторов. Трогательный пример достижений, порожденных интеллектуальным сотрудничеством Востока и Запада, Ле Корбюзье восстановил в Японии классическое соотношение между содержанием и формой, функциональностью и эстетикой, которые гармонично использовались японскими архитекторами и стали достоянием всего мира. В разрушенном последней войной Токио (ранее он сильно пострадал от землетрясения в 1923 году) уже ничто не напоминает о нелегкой адаптации к западному миру; здесь исчезают свидетельства (иногда карикатурные) первых опытов в архитектуре «по западному образцу», которые, конечно, не давали представлений о достижениях западной архитектуры: отель «Империал», построенный в «стиле прерий» по проекту Фрэнка Ллойда Райта, который в Центральной Америке искал разгадку тайн техники строительства, устойчивого к землетрясениям, недавно исчез (1970). Это последнее напоминание о прошлом выметено жизнью, экономическим развитием, но частично должно восстанавливаться в другом месте, как историческая реликвия, спасенная от нового прилива. Свидетельства времени, когда национальная и западная манера соприкоснулись, но не растворились друг в друге, создавая уродство, сегодня уже лишь трогательные воспоминания об усилиях, которые в конечном счете не были напрасными. Современная архитектура, вызывающая, иногда печально узнаваемая по своим предельно вульгарным, крикливым, неловким формам, все же в лучших образцах воплотила синтез прошлого и настоящего.
Простые гравюры, конечно далекие от великого вдохновения Хокусаи и Хиросигэ, напоминают о живописном Токио последней четверти XIX века: кирпичные и каменные здания, построенные в западном стиле или напоминающем его (как в Европе того же времени встречаются памятники готики или классицизма); эти дома возвышаются посреди построек еще недавней эпохи Эдо. Здесь можно видеть Нихон Баси и здание компании Мицуи. В1872 году группа Мицуи построила в Токио внушительное пятиэтажное здание банка, в котором через год разместился первый национальный японский банк. По улицам спешит пестрая толпа, в которой смешивается униформа, костюмы на западный манер и просторная традиционная одежда.
Современные концепции пространства, заключающиеся в приоритетном использовании вертикальных линий, вызвали подлинное потрясение. До тех пор японское жилище от смиренной крестьянской хижины до просторного, составлявшего гордость диктаторов дворца Нидзё в Киото словно «растекалось» по поверхности земли, такой, как она есть, или же преобразованной усилиями человека. Сооружения органически сочетались с неровным ландшафтом, что создавало дополнительный источник прекрасного. Второй революцией оказалось появление крута в основании. Традиционное единство конструкции создавалось балкой из сосны, кедра, криптомерии или кипариса; как правило, в плане здания использовалось только удобное четырехугольное основание, за исключением нескольких экспериментов с многоугольником в основании, как в замечательном Юмэ-доно в Хорюдзи. Появление японца в пейзаже всегда выражалось в создании ломаных линий, которые искусно комбинировались в стремлении к гармоническому сочетанию с множеством изрезанных природных линий, которым соответствует — единственное исключение из правила — кривизна изогнутой крыши по китайскому образцу.
Наконец, дерево, как это ни парадоксально, не обладает податливостью камня. Изгибы и стрелки, своды и купола, пилястры знаменитых сооружений, колонны, нервюры — все это связано с камнем. Деревянная архитектура, если она не должна, как в России, защищать жизненное пространство от снега и морозов, требует тщательности в изготовлении элементов конструкции. И остается место только для каркаса постройки, колонн, ан-тамблементов, поперечных балок и несущих консолей. Все эти элементы изготовлялись в Японии с максимальной простотой, только декоративный эффект консолей (масу-гуми), соответствующих капителям в западной архитектуре, все более возрастал с течением времени и использовался тем чаще, чем ближе к нам по времени оказывалась эпоха. Сначала возводился каркас сооружения, после этого оставалось просто заполнить пространство между столбами легкими материалами, которые почти не несут на себе тяжести постройки: глина, дерево или синкабэ (тонкая решетка из бамбука, иногда покрытая саманом). Так строятся в наши дни скромные домики, располагающиеся в пригородах, таким же образом (что любопытно) создаются конструкции современных небоскребов.
В этих чрезвычайно лаконичных строениях свободно размещаются проемы, которые закрываются разнообразными способами: дверь, закрепляющаяся на вертикальной оси, подвижные ставни (ситомидо), раздвижные створки. В архитектуре жилища скользящие закрывающие элементы могут быть непроницаемыми (фусума), полупрозрачными (сёдзи). Свет регулируется, таким образом, перегородками, дом не имеет окон, за исключением иногда проемов — обычно в чуланах или в комнатах, которые предполагают соответствие западным; их можно назвать кухней или гостиной, если речь идет о жилище, в котором примиряют или пытаются примирить стили и преимущества обоих образов жизни.
Удивительным образом в целом приспособившаяся к современному миру, традиционная архитектура использовала многовековую стандартизацию мер и основных фрагментов монтажа (единицей измерения является кэн или полукэн, длина которого, правда, разная в разных местах; киома — единица измерения в Киото, инакама — единица измерения в провинции), но и ее приспособила к современному миру. Соломенные циновки (татами), как хорошо известно, имеют стандартный формат в соответствии со средним ростом человека и пространством, которое ему потребуется для того, чтобы спать удобно; мебель — в очень небольшом количестве — изготавливается также исходя из этих соображений. Хотя ремесленное производство все еще очень распространено в городах и пригородах и тем более в сельской местности, дедовская измерительная система облегчает строительство. Этот феномен усиливается еще больше по причине того, что в Японии нет существенной разницы в образе жизни, зависящей от мест проживания, как во Франции, например. Лишь небольшие нюансы в использовании материалов несколько отличаются от региона к региону. Японское пространство остается фундаментально одинаковым от северного Хонсю до южного Кюсю. Поэтому кажется, что служащие японских компаний имеют практически одинаковый внешний вид; но под чуть ли не униформой, под этим национальным обликом жилища содержится оригинальность множества различных этнологических клеточек. Кроме того, принцип асимметрии в строительстве частных домов исключает всякую монотонность, которую можно предположить в постоянстве, порожденном древним расширением пространства унифицированной культуры, несмотря на живость местных традиций.
На ширмах из двенадцати листов художник школы Тоса (середина XVII века) изобразил мирную семейную сцену: дом с прочной крышей, покрытой черепицей, ухоженный цветущий сад, ограда, которая тщательно поддерживается в хорошем состоянии. На картинах изображены также штукатуры, трудящиеся на мелких предприятиях (сёкунин-э).
Пространство японского дома, наконец, оказывается подвижным пространством; если не иметь в виду подсобные помещения (дума — печи и чуланы с запасами; фуро, где стоит чан для купания), то можно считать, что помещения, которые есть в доме, не имеют четко выраженного назначения. Конечно, есть помещение для приема пищи (ханома), помещение для приема гостей (дзасики), спальня (нэма); но они недостаточно четко выражены в архитектурном отношении. Поскольку мебель сведена к абсолютному минимуму, то и назначение помещения может меняться. Простой матрас (футон), брошенный вечером на приятную поверхность татами и убранный утром в стенную нишу, — удобная постель; стулья отсутствуют, вместо них подушки; столики низкие и легкие; все легко перемещается с места на место. Жилое пространство внутри дома подвижно, а его единственное настоящее ограничение — стены, отделяющие дом от внешнего мира. Интерьер общей жилой комнаты и ее освещение меняются в зависимости от того, открыты или закрыты подвижные перегородки. Отсюда и оригинальность пространственного решения, отличного от западной архитектуры. В Японии потолки деревянные, дерево от времени темнеет, пол светится золотистой свежестью соломенных циновок, которые регулярно меняются. Свет и чистота идут снизу, от земли, и человек, восседающий на татами, ближе всего к своим истокам.
Возможно, многим очень интересно узнать, сколько мечей самураев находится в самой Японии. Агентство по вопросам культуры зарегистрировало со времен Второй мировой войны около 2 300 000 мечей. В это число не входят мечи массового производства, выпущенные для военных нужд. Они выкованы без соблюдения традиционных технологий и поэтому не считаются настоящими японскими мечами. С другой стороны, предполагается, что приблизительно такое же число мечей было уничтожено или вывезено за границу после окончания войны.
Какие мечи были в Японии до появления мечей самураев, VIII В.
Теперь я хотел бы коротко коснуться истории японского меча, для того чтобы обрисовать общую картину его развития. В действительности, истоки истории меча самурая не очень ясны. Много прямых мечей теку-то, сделанных в VIII в., находилось в хранилище Сёсо-ин (Императорское хранилище в городе Нара), которое было построено в VIII в. для коллекции императора Сёму. Предполагают, что эти мечи были завезены с континента. Сведений о производстве мечей в Японии в те времена не обнаружено.
Появление Буси, конец X в.
Появление сословия Буси (武士) — воинов, было важным фактором на этом переходном этапе истории меча самурая, который значительно повлиял на его развитие. Это был период перехода власти от аристократов к буси. На ранней стадии некоторые аристократы, недовольные тем, как идет их служба при императорском дворе, покинули Киото, который в те времена был столицей Японии. Они захватывали феодальные поместья других аристократов, живших в Киото. Эти люди в действительности заложили основание сословия буси (сословия воинов, или военного класса, Японии). Благодаря бесконечным битвам меч самурая окончательно приобрел свои основные качества и стал не только главным оружием японца, но и символом буси. В результате в конце периода Эдо говорили, что меч — это душа самурая.
К концу X в. сформировалась изысканная и элегантная форма клинка. Это достигалось тем, что для его изготовления использовались только высококачественные материалы, которые подвергались искусной ковке. В то время японский меч закаливали при помощи глиняного покрытия, для того чтобы получилось твердое лезвие, и этот процесс тщательно контролировался. Сочетание же прекрасных функциональных качеств и художественной отделки меча самурая было достигнуто на следующем этапе его развития. Я говорю о времени, отдаленном от нас тысячелетием. Удивительно, но и в наши дни сохранилось достаточно много мечей, которые находятся в хорошем состоянии на протяжении уже десяти веков. Как же тщательно они были сделаны и как бережно относились к ним последующие поколения!
Период НАМБОКУТЁ, XIV в.
После окончания сёгуната Камакура по всей стране начались бесконечные битвы между сторонниками Северного и Южного императорских дворов. Император Годайго пытался восстановить старую административную систему раннего периода и захватить политическую власть. Хотя правительство, контролируемое императорским двором, просуществовало недолго, другой могущественный лидер из клана Гэндзи, Асикага Такаудзи, поддерживаемый буси, которые были недовольны императорским правлением, свергнул императора и в конце концов основал в Киото сёгунат Асикага. В течение этого периода было произведено огромное количество мечей длиной более 90 см. Полажительно, что воины носили эти длинные мечи за спиной и несли смерть размахивали ими на полях сражений. Однако в начале периода Эдо длина этих мечей сократилась до 70 см, и они превратились в мечи Катана (яп. 刀 ), т. е. мечи, которые носили заткнутыми за пояс острием вверх.
Период МУРОМАТИ, XV и XVI вв.
Сёгунат Асикага просуществовал около двухсот лет, но это не были мирные времена. Это было время правления военачальников, постоянно соперничавших между собой. Последние сто лет периода Муромати называют «Веком гражданских войн». В этот период меч самурая коренным образом изменился благодаря развитию новых технологий в металлургии и новых способов транспортировки. Все эти новшества способствовали обмену техническими новинками и использованию одного и того же исходного материала по всей стране. В результате каждая провинция и школа изготовления мечей начала терять свою индивидуальность и местные особенноети.
Другое важное изменение наблюдается в начале периода Муромати: появляется меч типа Катана и новый способ его ношения. Меч Катана засовывался за пояс так, что его режущий край был повернут вверх (меч Тати подвешивался к поясу таким образом, чтобы его острие было направлено к земле). Ношение меча Катана (длиной около 60 см) и меча Вакидзаси (30-60 см) стало формальным признаком самурая, которых мы можем видеть в фильмах о средневековой Японии. Надо заметить, что изменения в способах ведения войны повлияли на появление меча типа катана и нового способа его ношения. Особенно сильное влияние оказало появление мушкетов португальцев в 1543 г.
Период ЭДО, XVII-XVIIIвв.
Местный военачальник Ода Нобунага в 1573 г. в конце концов положил конец столетней гражданской войне, и Токугава Иэясу в 1603 г. основал сёгунат Токугава. С начала периода Эдо меч самурая, кроме своей основной ценности, приобрел политическое значение. Сёгун использовал мечи как награду своим феодалам и приближенным вместо более обычных даров в виде земель, так как у него, после того как клан Токугава нанес поражение клану Тоё-томи в битве при Сэкигахара, не осталось земли, которую можно было бы раздавать. Буси в этот период стали называться самураями, но они уже не были настоящими воинами, так как начали функционировать больше как бюрократы. Но и в этом случае пара мечей, которые они носили, рассматривалась как символ самурая — «Душа самурая». Период Эдо длился долго, и это было мирное время. Япония закрыла двери для всех иностранцев. Меч самурая постепенно терял свое значение как оружие самурая.
БАКУМАЦУ, или конец периода ЭДО
В конце периода Эдо, после того как американский Тихоокеанский флот под командованием Перри зашел в бухту Эдо, в моду вошли копии мечей типа катана и вакидзаси периода Намбокутё.
Реставрация МЭЙДЗИ
Падение сёгуната Токугава и реставрация Мэйдзи коренным образом изменили японское общество. Традиционная японская культура предавалась забвению, так как правительство Мэйдзи пыталось внедрить западную культуру и технологии. В результате многие ценные произведения искусства и народных ремесел начали экспортироваться или просто вывозились гостями с Запада. Меч самурая в этом отношении не был исключением.
В связи с этими обстоятельствами большинство мастеров японского меча потеряли свою работу. Но один из полировщиков мечей, принадлежащий к школе Хон-ами, по имени Хон-ами Хэйдзуро, возобновил отделку мечей, вернее последние стадии их полировки. Это действительно выдающееся и ранее невиданное дело в истории меча. Этот способ отделки получил название полировка кана-хада или полировка кэсё (так называемая косметическая полировка). Сегодня многие полировщики могут ее продемонстрировать.
После второй мировой войны
Мечу самурая суждено было снова пережить трудные времена после того, как силы союзников нанесли ей поражение в 1945 г. Полагают, что более миллиона мечей было сломано и увезено в другие страны. Те люди, которые занимались изготовлением мечей, в то время действительно считали, что у меча самурая не может быть никакого будущего. Но по иронии судьбы тот факт, что меч самурая попал за границу, привел к тому, что культура этого меча распространилась повсеместно, и теперь мы видим, как во всем мире многие люди интересуются мечами и изучают их. В настоящее время в Японии около 250 кузнецов мечей ежегодно изготавливают около 2000 мечей. Действительно, прежние способы изготовления мечей утеряны и сейчас неизвестны. Не существует никакого письменного источника с их описанием. Кузнецы традиционно изустно передавали свой опыт от поколения к поколению вплоть до конца периода Эдо.
Справка
Самурайские мечи в основном делятся на четыре категории: Тати, Катана, Вакидзаси и Танто. Тати висит на ремнях таким образом, что его режущее лезвие направлено к земле, а его длина более 60 см (стандартная длина для него около 78 см). Катана затыкается за пояс режущим лезвием вверх, а его длина более 60 см (стандартная длина для него около 70 см). Меч вакидзаси носят так же, как и меч катана, а его длина колеблется от 30 до 60 см (его стандартная длина около 50 см). Длина меча танто менее 30 см (его стандартная длина около 26 см).
Назначение меча
В качестве оружия мечи должны отвечать трем условиям: хорошо резать, не гнуться и не ломаться. В течение многих веков меч самурая высоко ценился за свою функциональность, не говоря уже о его художественной ценности. Все свои превосходные качества меч приобрел благодаря тому, что при его ковке соблюдались традиционные методы и технологии. Кузнец меча применяет в своей работе уникальную и сложную технологию, для того чтобы улучшить его гибкость, остроту и продлить срок службы; эта технология никогда не используется при изготовлении других клинков. Небольшие куски стали, называемые тамахаганэ, накладывают друг на друга так, что получается многослойный стальной блок. Затем его нагревают и куют, многократно сгибая и складывая. Этот процесс помогает освободить сталь от загрязнений, которые могут повредить качеству меча. В результате образуются тысячи слоев, проявляющихся после полировки на готовом мече как дзи-хада, или узор стали. Меч— это многослойная структура, разные места которой — режущее лезвие, наружная оболочка и внутренний сердечник — имеют разную твердость.
Интересно отметить, что самурай считают меч прекрасным оружием, но едва ли когда-либо на протяжении своей тысячелетней истории он применялся в битвах как главное оружие. Считается, что лук, копье, арбалет и мушкет (после того как последний завезли в страну португальцы в конце периода Муромати) были главными орудиями боя. Меч самурая в действительности был, так сказать, «финальным» оружием и служил для защиты жизни своего хозяина в последние моменты на поле битвы.
Культурный аспект
Изначально меч самурая не отличался от других. Он приобрел свои уникальные черты благодаря истории японского воинства. В свою очередь, меч обладал свойствами, оказавшими влияние на образ жизни самураев. Нет никаких сомнений в том, что процесс формирования меча тесно связан с историей буси. Много прекрасных мечей было преподнесено в дар храмам во время молитвы о победе и процветании. В чем бы ни поклялся самурай своим мечом, он должен был его обнажить ради этого, даже рискуя жизнью. Самурай никогда не берет свои слова назад.
Гейша ( яп. 芸者, Geisha (芸者), Geiko (芸子) or Geigi (芸妓) — «человек искусства») — традиционная японская артистка, которая развлекает своих гостей и клиентов танцем, пением, проведением чайной церемонии, беседой.
Этим термином часто обозначают куртизанок не только в японской, но и других языках мира. Начиная со второй половины 19 века в Японии гейш-профессионалок называют «гэйко» ( яп. 芸伎 ), а гейш-новичков — «майко» ( яп. 舞妓 ).
Профессия гейши
Основные центры культуры гейш — Киото, Осака и Токио, где они впервые появились в 17 веке. Изначально гейшами были мужчины — актеры и музыканты театра кабуки, но впоследствии эту профессию стали представлять только женщины. «Золотым веком» гейш считается 19 века. В те времена они были настоящими звездами, музами для многих поэтов и художников. Тогда же и были сформированы жесткие традиции их искусства, которое практически не изменилось с тех пор и до наших дней.
Именно тогда, когда для японок было отведено только два места в жизни: домашний очаг или публичный дом — гейши указали путь к чудесному «миру цветов и ив» ( яп. 花柳界 карю-кай ). Уклад их жизни был достаточно четким: большую часть своего времени они, особенно до Второй мировой войны, находились в городских районах под названием ханамати ( яп. 花街 — «город цветов»). Самыми известными из этих районов считают Гион и Понто-Тьо, которые расположены в Киото.
Труд и быт гейши
В основном гейша работает в чайных домах и традиционных японских ресторанах, где ей принадлежит роль хозяйки вечера, который развлекает гостей-мужчин. Гейша должна направлять беседу и способствовать веселому настроению своих гостей, кое флиртуя с ними, но сохраняя при этом достоинство. Заработок гейши в чайном доме обычно является фиксированной почасовой оплатой ее труда. Самые талантливые и успешные гейши демонстрируют свое умение играть на музыкальных инструментах, петь и танцевать на периодических спектаклях для широкой публики. Подобные выступления позволяют гейше стать общеизвестной и популярной.
Начало обучения
Жизнь и быт маленьких девочек, будущих гейш, с самого начала проходил в домах гейш — окия ( яп. 置屋 ) — куда они чаще всего продавались бедными семьями. На протяжении всего своего детства они должны были сначала работать служанками, а затем ассистентками главных гейш в доме, которые обучали этих девочек основам будущей профессии, а впоследствии и помогали получить образование. В Японии подобная традиция имеет глубокие корни: ученик живет в доме своего учителя искусств, занимаясь сначала домашней работой, помогая ему и, наконец, становясь мастером своего дела. Наблюдая за старшей гейшей у себя дома, девушки учились подбирать кимоно, надевать его, а также обучались искусству вести беседу. Однако не обязательно непосредственно старшая гейша окии занималась с будущей гейшей: будущая гейша должна так называемую «старшую сестру» (теоретически ею могла быть любая девушка, ставшая гейшей), которая и должна была обучать ее, свою «младшую сестру». Чаще всего старшей сестрой становилась старшая гейша в доме, но из этого правила существует множество исключений.
Курс обучения в специализированных учебных заведениях состоит из различных видов искусств, которыми должна обладать каждая гейша: игра на музыкальном инструменте (обычно на японской лютне — сямисене ), традиционные виды пения, традиционный танец, искусство проведения чайной церемонии, искусство создания цветочных композиций — икебана -, поэзия, каллиграфия, живопись — то есть все те виды искусства, которые в дальнейшем позволяют гейши развлекать своих клиентов. Во время учебы будущая гейша проходит процедуру регистрации, что позволяет ей в дальнейшем сотрудничать с чайными домами. Кстати, гейша обязательно посещает занятия все время, пока она остается гейшей.
Становление гейши
До 11-15 лет большинство девушек проходят церемонию инициации — с этого момента они становятся начинающими гейшами и получают новое имя, в состав которого в большинстве случаев входит часть имени старшей сестры. С этого момента молодая гейша должна быть надлежащим образом одета и причесана. Задачей старшей сестры на этот период становится знакомство гейши-новичка со своими клиентами. Вот почему опыт старшей сестры является весьма важным: насколько она популярна, настолько и у молодой гейши больше шансов получить неплохую клиентскую базу.
Также одна из важнейших задач старшей сестры заключалось в поиске достойного клиента для мидзуаге — процедуры с дефлорацией гейши-новичка. Старшая гейша должна была согласовать условия с хозяйкой окия и обеспечить наивысшую цену за мидзуаге. После окончания мидзуаге начинающая гейша должна была сменить прическу на соответствующую ее статусу. Современные гейши не практикуют мидзуаге.
Дальнейшая карьера
С 18 лет гейша получает возможность работать по персональному графику, то есть получить «данна» — мужчины, с которым гейшу связывает договор на определенное время, у них также могут быть любовные отношения. Обязанность Данна — платить многочисленные расходы гейши, с которой у него договор (например, приобретение кимоно), а также способствовать росту ее популярности. Появление Данна, в карьере гейши не обязательна, однако без этого гейша практически не имеет шанса оставить окия и стать звездой в своей профессии.
Гейша и окия
В дом гейш девушки попадали либо через продажу своими родителями, или как дочери хозяйки дома — гейши, которая из-за возраста прекратила работать и выполняет в своем доме бухгалтерские функции. Если у хозяйки нет наследницы, то она может удочерить какую-либо из своих гейш, что позволяет хозяйке получать весь доход своей «дочки». Удочерение хозяйкой позволяет гейше получить фамилию общины. Она становится ататори, а в будущем получает право наследовать имущество окия.
Сосуществования окия и гейши выгодно обоим: окия получает стабильную прибыль, а гейша — доступ к немалой коллекции довольно дорогих кимоно, без которых она не имеет возможности заниматься своей профессией. Точнее говоря, гейша имеет право заказать кимоно за счет окия, поскольку каждое кимоно в жизни гейши является ее неприкосновенной собственностью. Забрать без разрешения чужое кимоно приравнивалось к посягательству на личную неприкосновенность. Обычно, гейша, нанимаясь на работу к окия (обучать гейшу тоже считается работой), которая подразумеват заключение контракт на срок от 5 до 7 лет. После этого она может продолжить работу или уйти с окия.
Сиддхартха Гаутама (Будда) ( санскрит : सिद्धार्थ गौतम ) духовный учитель из древней Индии, на чьем учении основан буддизм.
В легенде о Будде в художественной форме переданы основные положения учения самого буддизма. Прежде всего она раскрывает тесную связь первой по времени своего возникновения мировой религии с теми представлениями, которые были характерны для подавляющего большинства национальных индийских религий. Важнейшим из этих представлений была вера в «переселение душ» или «перевоплощение».
Во многих первобытных религиях существует представление о том, что душа умершего, постранствовав некоторое время в каких-то других мирах, возвращается на землю и вселяется в тело его родственника или потомка. В силу ряда причин эти первобытно-религиозные представления получили развитие и в древней религии индийцев (в «ведической религии», а вслед за ней — позже — в брахманизме). Брахманисты верили, что каждое живое существо после смерти продолжает свою «новую жизнь» в виде какого-либо другого существа, Форма возрождения зависит, в первую очередь, от тех обрядов и жертв, которые живое существо, воплотившись в человека определенного сословия (варны), совершало в соответствии с указаниями жрецов (брахманов). Высшей наградой, которую может заслужить человек, является прекращение перерождений и слияние с верховным божеством — Брахмой.
Легенда о Будде исходит из этой же предпосылки. В «чувственном мире» — «сансаре» живые существа не исчезают после смерти, а перевоплощаются в другие. Одно из существ — грядущий Будда прошел через бесконечное множество этих перевоплощений. Он побывал в своих прежних перерождениях двенадцать раз шудрой, т. е. представителем самого низшего сословия древней Индии; десять раз пастухом, два раза погонщиком слонов, по разу каменщиком, резчиком, танцовщиком и др. Из этого учения буддийское духовенство делает вывод о равенстве всех людей. Ведь Будда воплощался в самых низких из них, самых простых и незнатных. Наряду с этими «неблагоприятными» формами возрождения, он воплощался и в царей, раджей, отшельников, брахманов и богов.
Для своего последнего перерождения грядущий Будда избрал семью правителя племени шакиев, жившего в среднем течении Ганга на территории, входящей в настоящее время частично в состав юга Непала, частично— индийских штатов Уттар-Прадеж и Бихар. Правитель племени — Шуддходана — принадлежал к знатному клану (роду) Готама, от которого и происходит родовое имя его сына, чаще произносимое как Гаутама. Шуддходана был женат на Майе, или Махамайе («Великой Майе»). Майя увидела однажды во сне, что ей в бок вошел белый слон. Почувствовав себя бере-менной, она отправилась из столицы Капилавасту в дом своих родителей, в местечко Девадаха, чтоб там произвести на свет своего первенца. Однако по пути, в деревне Лумбини (Румминдей), которая расположена теперь на территории Непала, в 10 километрах к северу от индийской границы, у Майи появился младенец. Родился он не обычным путем, а вышел из бока матери, когда она стояла в роще между двумя цветущими вековыми деревьями. Это было в день полнолуния месяца вайшакха (май), священной с тех пор для буддистов даты, известной под названием «пурнима».
Буддисты разных стран не имеют единого мнения относительно года рождения Будды, так как пользуются различными системами летосчисления. Обычно считается что Будда жил в VI в. до н. э. Недавно весь буддийский мир отметил 2500 лет существования буддизма. Для этого был избран день пурнима 1956 года. Крупнейший знаток истории философии и религии Индии С. Радхакришнан прямо говорит об условности этой даты. «Хотя различные школы и направления буддизма,— пишет он,— имеют свои независимые системы хронологии, они условились считать день полнолуния мая 1956 года 2500 годовщиной великой кончины Гаутамы Будды».
Так как считается, что Будда прожил 80 лет, год его рождения в соответствии с этой условно принятой датой смерти приходится на 624 г. до н. э. Однако необходимо еще раз подчеркнуть, что никаких подлинно исторических фактов, позволяющих с несомненностью установить время жизни Будды, нет. Рождение Будды, согласно легендам, сопровождалось множеством чудесных явлений, свидетельствовавших о приходе на землю великого существа. Сам младенец сразу после появления на свет сделал семь шагов и издал клич, который услышали все боги вселенной. Они явились к новорожденному и поднесли ему подарки.
Майя с младенцем была доставлена в Капилавасту, во дворец Шуддходаны. Находившийся в это время во дворце старый мудрец Асита пожелал увидеть младенца. Заметив на теле новорожденного «черты величия», Асита засмеялся и заплакал. «Я смеюсь,— сказал он,— от радости, что спаситель явился на землю, и плачу от того, что мне не выпадет счастья жить достаточно долго, чтобы видеть свершение им своего подвига».
Младенца нарекли Сиддхартхой, что значит «выполнивший свое назначение». Во время празднования рождения принца, на седьмой день после родов, Майя скончалась. Заботы о мальчике взяла на себя сестра покойной Махапраджапати Гаутами, ставшая его мачехой. Отец Гаутамы, помня о пророчестве Аситы, был против того, чтобы принц посвятил себя служению религии. Он окружил Сиддхартху роскошью, дал ему блестящее светское образование. Молодой принц поражал всех исключительными способностями, умом, силой и ловкостью. В беседах с мудрецами он легко брал над ними верх. Он пробивал стрелой множество поставленных друг за другом барабанов. А когда однажды во двор забежал бешеный бык, царевич, схватив быка за хвост, перебросил его через ограду.
Достигнув совершеннолетия, Сиддхартха женился на молодой красавице из того же клана Готама — Ясодхаре, которая вскоре подарила ему сына. По желанию деда его назвали Рахулой, что означает «препятствие». Но и сын не мог удержать Гаутаму, как не смогла удержать его полная радостей и развлечений светская жизнь. Четыре случайные встречи разрушили иллюзию благополучия, созданную для него отцом, и толкнули на свершение жизненного «подвига».
Как-то проезжая по городу в окружении поющих и танцующих девушек, Сиддхартха увидел больного, старика, согбенного годами, погребальную колесницу, а так-же погруженного в глубокое раздумье аскета. Горькая правда о неизбежности страданий проникла в сознание царевича. И, несмотря на свою любовь к жене и ребенку, он в ту же ночь тайком покинул дом, сбросил в лесу царские одежды, обрезал мечом волосы и стал аскетом.
Сначала грядущий Будда сделался учеником брахмана Адары Каламы, позднее — Удраки Рамапутры. Он усвоил все, чему они учили, но не продвинулся на пути к истине. Тогда, поселившись в лесу, расположенном в живописной местности близ нынешнего местечка Бодх-Гайя, он предался суровому аскетизму и различным способам умерщвления плоти. Шесть лет такой жизни превратили Гаутаму в живой скелет, но не помогли ему овладеть высшей мудростью. Только тогда, когда он понял, что ни ложные поучения брахманов, ни подавление нормальных функций тела не могут раскрыть путь к спасению, настал день «бодхи», или «великого прозрения». Это был также день майского полнолуния, день пурнима. Поев пищи, принесенной Суятой — дочерью богатого купца, почитательницей отшельника, и умывшись, Гаутама сел на берегу Ниранджаны на охапку свежей травы в тени «священного» дерева баньяна. Погрузившись в глубокое раздумье, он принял следующее решение: «Кожа, мышцы и кости могут высохнуть, мои мясо и кровь могут высохнуть в моем теле, но до достижения полного прозрения я не покину этого места».
Бог зла Мара попытался помешать осуществлению этого решения. Он вызвал чудовищную грозу, надеясь запугать Гаутаму. Но все метательные снаряды, направленные Марой в Сиддхартху, обращались в цветы. Мара пытался соблазнить Гаутаму перспективой возрождения на небесах, но тот был тверд в своем намерении открыть путь спасения людям.
В течение ночи Гаутама постиг путем озарения сущность бытия, важнейшие движущие его законы и способ спасения. В эту ночь он стал Буддой. Четыре недели провел он в размышлении под деревом, получившим впоследствии название «дерева бодхи», или «дерева прозрения». Потом тронулся в путь. На его пути оказались новые препятствия. Дочери Мары, принявшие вид прелестных женщин, пытались обольстить его своими чарами. Но он оставался непоколебим. Дочери вернулись к своему отцу, ничего не добившись. Вскоре Будда встретил двух купцов — Тапуссу и Бхаллику, которые дали ему немного ячменя и меда. Эти купцы стали первыми его «мирскими» почитателями.
Но сомнения не оставили Будду: поймут ли его люди, погруженные в похоть и ненависть? Следует ли проповедовать путь к спасению людям, столь тесно привязанным к материальному миру? Узнав об этих колебаниях, Брама и другие боги явились перед Буддой и умоляли его начать проповедь учения, которое покажет человечеству путь к спасению. И снова колебался Будда— кому первому он должен открыть учение, по-скольку два его учителя-брахмана, которые, по его мнению, могли бы понять его, к этому времени уже умерли.
Недалеко от Варанаси (древнее название Бенареса) Будда встретил пятерых нищенствующих монахов, которые были поражены сиянием, исходившим от его лица. И тут — это было в «Оленьем парке», теперешнем Сарнатхе,— Будда произнес свою первую проповедь, в которой кратко изложил основное содержание постигнутой им истины о сущности бытия и о пути к спасению. И пять монахов стали первыми членами основанной им монашеской общины. Сопровождаемый монахами, Будда пришел в Раджагриху (нынешний Раджгир, в штате Бихар), столицу царства Магадхи, царь которого Бимбисара пожертвовал Будде и его монашеской общине свою бамбуковую рощу. В Раджагрихе жил Санджайя, аскет, имевший множество последователей. Один из них — Шарипутра — услышал произнесенные неким буддийским монахом стихи:
Причину всего возникающего в мире Раскрыл Будда,
И, более того, раскрыл тайну Подавления возникновения.
Поняв их глубокий смысл, Шарипутра стал ученикам Будды. Он и брахман Маудгальяяна стали главными учениками Шакьямуни. Через год после «великого прозрения» слава Будды дошла до его отца Шуддходаны, и Будда был приглашен в Капилавасту. Отец оказал ему почести, полагающиеся святому, а жена Ясодхара бросилась к его ногам и сказала своему сыну: «Дорогой Рахула, проси отца, чтобы он даровал тебе наследство». И Будда, как гласит легенда, даровал ему высшее наследство, которое не измерить земными богатствами. Он сделал его послушником общины. Сотни раджей рода шакиев отказались от своих роскошных нарядов и надели желтые монашеские одежды. Даже Упали, семейный цирюльник и хранитель царского гардероба, оставил свой дом и стал последователем Будды. Год за годом странствовал Будда со своими учениками, проповедуя свое учение. Главным его оружием было убеждение. Время от времени для поддержания своего авторитета он совершал чудеса.
Когда Будда достиг 72-летнего возраста, царь Магадхи-Бимбисара был убит своим сыном Аджаташатру. Новый царь был поклонником некоего монаха Девадатты, с ним он и задумал убить Будду. К Шакьямуни были подосланы разбойники. Но вместо того чтобы убить его, они пали к ногам спасителя. Тогда Девадатта столкнул кусок скалы на проходящего Будду, но того хранили небеса. Наконец, выпущенный навстречу Будде бешеный слон покорно преклонил перед ним колени. В конце концов жестокий недуг сразил коварного Девадатту за его злые козни.
В восьмидесятилетнем возрасте Будда почувствовал, что его конец близок. На пути в Кушинагару он тяжело заболел. Прибыв на место, он лег на землю, приняв «позу льва». Обращаясь к тысячам монахов и мирян, собравшимся, чтобы уловить его последний взгляд, Будда сказал: «Теперь, о монахи, мне нечего больше сказать вам, кроме того, что все возникшее обречено на разрушение! Стремитесь всеми силами к спасению!» Это было тоже в день майского полнолуния, который с тех пор почитается у буддистов как «трижды святой день».
Останки Будды были преданы огню с соблюдением царских почестей. Борьба за обладание его реликвиями в целях поклонения им была прекращена брахманом Дроной. Реликвии были поделены между претендовавшими на них племенами. И в восьми различных местах Индии над ними воздвигли реликтовые курганы —так называемые ступы. Ученики же Будды продолжали проповедь его учения.
Направления японской скульптуры как в самой Японии, так и за границей, свидетельствуют о том, что и в этом искусстве Япония не довольствуется ролью покорной ученицы зарубежных учителей.
После того как в 1950 году первый опыт организации выставки скульптуры в парке Инокасира оказался удачным, японское правительство пришло к мнению о правильности своих действий, и в 1969 году в Нино-Дайра, в каналах Хаконэ, был открыт постоянно действующий музей скульптуры на открытом воздухе. Пространство вокруг пруда, выделенное для экспозиции под открытым небом, там, где размещалась выставка француженки Марты Пан, было спроектировано скульптором Ину Букити, электронная музыка наполняла воздух звуковым сопровождением. В небольшом крытом музее посреди парка представлена экспозиция современной скульптуры от Родена до Майоля. Гармония скульптуры и естественной среды привлекала любителей, приходящих сюда поодиночке, парами или всей семьей, чтобы полюбоваться искусством и отдохнуть на свежем воздухе, чего они почти лишены в городе. В том году там же была проведена первая международная выставка современной скульптуры, наряду с иностранными мастерами, такими как Кеннет Армитидж и Анри-Жорж Адан1, выставлялись японские скульпторы, в частности Идзаму Ногути. Экспонирование серии произведений, которые обычно оказываются за пределами внимания широкой публики из-за своей абстрактности, да еще в естественном обрамлении, не было ни случайностью, ни данью моде. Современная скульптура утвердилась в Японии чрезвычайно легко, но причины оказались совершенно иными, в отличие от тех, что дали возможность перейти от традиционной живописи к абстрактной.
Направления японской скульптуры как в самой Японии, так и за границей, свидетельствуют о том, что и в этом искусстве Япония не довольствуется ролью покорной ученицы зарубежных учителей. Объемы Тесигахара Софу, сочетающие изысканные линии, характерные для цветочных композиций, и экспрессию архаичных форм эпохи Дзёмон, архитектурные гармонии Нага-но Рюгё и Хирои Цутому, абстракции Узки Сигэру и — с 1950 года — всей группы Ника-кай — это только несколько примеров бурного расцвета японской скульптуры. В городах из стекла и стали абстрактная скульптура как материализация творческой фантазии и свободное выражение мысли вытесняет псевдогероические образы, отлитые из бронзы, которые перед войной вставали на перекрестках между зданиями из кирпича и камня, что стали громоздиться в эпоху Мэйдзи во всех крупных городах.
Японский народ, восприимчивый к форме и материалу, по крайней мере на протяжении трех столетий не был чужд абстрактных художественных образов. Абстрактные мотивы использовались в росписи грубоватых чайных чашек раку, в синтоистских символах (бумажные параллелограммы гохэй). В декоративном японском искусстве, архитектурных ансамблях и цветочных композициях высоко ценилась асимметрия. Отсюда и любовь японцев к ее проявлениям: дереву, крону которого сформировал садовник, скале, которую собрал мастер создания пейзажей, и, наконец, характерному ощущению пустоты во всех композициях. Все это приводило японцев к восприятию колоссальных возможностей абстрактной скульптуры. Усилие состояло не в том, чтобы полностью принять эти изыскания, но в том, чтобы оценить абстрактную скульптуру с другого ракурса и придать ей смысл, пересмотреть функцию скульптуры. С того момента, когда абстрактная скульптура была помещена в зеленое обрамление открытых гигантских пространств и садов, она приобрела свой духовный смысл и вернула себе роль связующего звена между ритмами человека и природы, посредника между человеком и макрокосмом.
Эта возвышенная роль скульптуры, которую можно сравнить с ее ролью во всех мировых религиях, оказалась неожиданным следствием социально-экономических реформ эпохи Мэйдзи. Реформы отразились на всех видах художественного ремесла и придали им большее прагматическое значение. Прагматизм и раньше был характерной чертой произведений искусства. Они воспринимались по преимуществу в плане соответствия своему предназначению, а не в связи с некими общими идеями, регламентирующими развитие всех искусств. Пышность, связанная с религией, и роскошь, характерная для феодального периода, исчезли, художественные достоинства произведения искусства стали снижаться. Новое правительство, столкнувшись с констатацией этого факта, вынуждено было осмыслить и вопросы потребности в рабочей силе как в промышленном производстве, так и в ремесленной мастерской. Оно еще больше было озабочено необходимостью укреплять свои финансы с помощью доходов от экспорта, поэтому приложило значительные усилия для стимуляции производства предметов искусства и обеспечения его коммерциализации. Были предприняты все усилия для участия Японии в Венской выставке в 1873 году, хотя до того правительство не проявило интереса к Парижской выставке 1867 года и к выставке в Сан-Франциско в 1871 году.
С этого момента за пределами Японии были организованы многочисленные фирмы по продаже произведений искусства: в Нью-Йорке в 1877 году, в Париже в 1878-м. В 1881 году экспортная компания Кирицу Кёсё создает собственные мастерские по обработке дерева, производству вышивок, лаковых изделий, изделий из перегородчатой эмали и бронзы. В течение какого-то десятка лет различные произведения искусства, которые, по сути, были поделками, копирующими антикварные вещи, — на них воспроизводился декор, характерный для старинных лаков, изделий из слоновой кости, — практически захватили европейский рынок. Они вызвали интерес у любителей и сомнение у многих коллекционеров.
Судьба произведений живописи и скульптуры оказалась более счастливой. В Технологическом институте (Кобу гакко), который был основан в 1871 году, с 1876 года по совету крупных итальянских специалистов началось изучение изобразительных искусств, и институт превратился в Школу ремесел и изящных искусств (Кобу бидзуцу гакко). Были приглашены три итальянских эксперта: Антонио Фонтанези (1818—1882) —по живописи, Дж. В. Капелетти (скончался в 1897 году) — по рисунку и архитектуре и Винченцо Рагуза (1841—1927) — по скульптуре. Благодаря этому содействию западное искусство органически вошло в художественное образование японцев. Но среди традиционалистов начались протесты, которые в 1888 году поддержал Кобу бидзуцу гакко.
Одним из вдохновителей противостояния «западничеству» оказался американец Эрнст Фенеллоса (1853—1908), прибывший в Японию в качестве профессора философии и экономики в 1878 году. Следуя примеру доктора Готтфрида Вагнера, советника японской делегации на Венской выставке, составившего для японского правительства отчет, в котором он советовал, в частности, поддерживать и изучать национальное искусство, Э. Фенеллоса увлекся традиционным японским искусством. Он превратился в его пламенного защитника и выступал в этой роли на протяжении почти пятнадцати лет, всегда готовый защищать его. Накапливая аргументы и коллекцию художественных произведений, он стал большим националистом, чем сами японцы, в своем презрении к произведениям китайской школы «живописи образованных людей» (нанга). Его бурная деятельность имела большие успехи. С 1879 года он принимал участие в создании «Общества драконьего пруда» (Рюити-кай), главной целью которого была организация ежегодного Салона, откуда были исключены произведения искусства, выполненные в западной манере. В 1888 году все с той же целью он стал одним из организаторов Ассоциации японского искусства, на следующий год — Школы искусства в Токио вместе со своим учеником Окакура Какудзё (1862—1913) иХасимото Гахё (1835—1908). Наиболее значительными в его деятельности стали основанные им службы по защите национальных сокровищ (1888) и императорского музея (1889), первым директором которого он стал.
Несмотря на торжество традиционалистов, западники, такие как Кояма Сотаро и Асаи Тю, не сдавались и учредили «Общество искусства эпохи Мэйдзи». Антагонизм понемногу сглаживался, и в 1896 году искусство в западном стиле наконец-то было признано в нескольких декларациях. Сторонники традиционного искусства тем не менее продолжали сохранять свои позиции — в 1890 году была создана Императорская академия искусств, и в числе ее первых членов оказались Тасаки Сёин (1815— 1898), Мори Кансай (1814—1894), Кано Эйтоку II (1814—1891) и Хасимото Гахё. Наконец, в 1907 году в знак примирения правительство организовало в парке Уэно Выставку министерства национального просвещения (Бунтэн), на которой оба ведущих направления были представлены на равных правах. Япония эпохи Мэйдзи адаптировалась к западному искусству, как и в остальных сферах, согласно гегелевскому закону равновесия, столь милому для философских воззрений Эрнста Фенеллосы, которому суждено было умереть как раз в этот момент (1908).
Количество участников упомянутых противостоящих течений, которые наконец-то обрели гармонию, постепенно сокращается, они уходят из жизни. На смену этому неспокойному поколению выросло поколение художников, творчество которых пришлось на период между двумя войнами, и среди них прежде всего ученики Винченцо Рагуза, самые интересные из них, наиболее достойные своего наставника — Окума Удзихиро (1856— 1934) и Фудзита Бундзё (1861—1934). Многие скульпторы, вернувшиеся из Европы, такие как Наганума Мориёси (1857—1942), Синкай Такэтарё (1868—1927) и Китамура Сикай (1871—1927), внесли основной вклад в новые художественные поиски, и главным образом — в новое видение. Конечно, их произведения, на наш взгляд, небесспорны и не стоит их апологетизировать, их натурализм нам представляется несколько пресным, несмотря на «удар бича», смелый вызов, который бросил Огивара Мориэ (1879—1910), талантливый ученик Огюста Родена.
Влияние Родена в Японии оказалось весьма значительным, и отпечаток этого влияния заметен в творчестве не только поколения художников, работающих в западной манере, но и нескольких скульпторов, работающих в традиционном стиле. Эти скульпторы, по словам самого известного из них Такамура Кёун (1852—1934), хотели возродить гения прошлого. Как ни странно, есть точки соприкосновения средневекового японского реализма и реализма западных художников конца XIX века, и это обстоятельство дало толчок для нового расцвета японской деревянной скульптуры. Такамура Кёун, Такэуси Куиси (1857— 1914) и Исикава Комэй (1852—1913) преподавали в Школе искусств в Токио и в качестве учебных пособий копировали образцы классической деревянной скульптуры. Однако их талант особенно проявился в создании бронзовой скульптуры, которой украшались крупные города. Бронзу отливали по оригиналу, выполненному из дерева.
Одним из последних великих скульпторов эпохи был Такамура Котарё (1883—1956), родной сын Кёуна, которого некоторые называют пионером «роденизма» в Японии. Художественная мысль Родена в ту эпоху повлияла на деятельность многих японских интеллектуалов, что объяснялось еще и тем, что в 1912 году Роден отправил три своих произведения в Токио. Какими бы ни были направления в современной японской скульптуре, в наши дни она представляет собой достойные внимания произведения, которые знаменуют возрождение, на которое в течение столетий эпохи Эдо невозможно было даже и надеяться.
По стилю исполнения он напоминает кинжал камикадзе, но использовался, очевидно, для других целей.
Рукоять и ножны деревянные, с обмоткой латунной проволокой. Хабаки (воротник на основании клинка) серебряный.
Неподписанный клинок ручной ковки с двумя долами. Верхний — идет от мати (зазубрина) со стороны обуха, что указывает на укороченный клинок. Кинжал был найден завернутым в материю, на которой он и показан на снимке. Крупными иероглифами написано слово «имон», означающее «соболезнование». Колонка слева озаглавлена «Сёдзай», т.е. местонахождение, и, возможно, содержит инструкции по отправлению груза в Китай (?). Иероглифы вверху крайней левой колонки: Симэй, — переводятся как «фамилия», но имени нет. Из надписи на ткани следует, что владелец убит, а кинжал — оставшееся от него имущество.
Не похоже, чтобы этот образец предназначался для военных целей, поскольку отсутствуют и чехол, и приспособление для ношения. Кроме обычных военных мечей и кинжалов офицеры часто имели при себе и личное холодное оружие. Кинжал с какой-либо сопроводительной документацией — очень редкая находка.
Наличие сайдан-мэй может поднять стоимость на 10—30% в зависимости от того, кто проводил тест, и от количества тел и типа рубящего удара, которым это количество тел рассекли.
ОСНОВНЫЕ ФАКТОРЫ
статус клинка;
класс мастера;
состояние клинка;
кондиции клинка;
характеристики клинка;
история клинка.
СТАТУС МЕЧА
Статус клинка означает его значимость в мире японского меча. Тот или иной статус присваивается клинку организацией NВТНК во время специальной процедуры оценки — синса. Делается это при рассмотрении его качеств: насколько качественно сделан клинок; насколько значителен кузнец; каким историческим личностям клинок принадлежал; в каком состоянии он находится. Здесь много нюансов. Кузнец может быть известен, но клинок, выполненный им в начале творческого пути, не демонстрирует уникальности техники будущего мастера. Или клинок принадлежал сегунам и знатным даймё, но имя автора не известно.
Не станем обсуждать здесь клинки со статусом Кокухо, Дзюё бункадзай и Дзюё бидзюцу хин. Кокухо, по определению, бесценны, а Дзюё бункадзай и Дзюё бидзюцу хин могут иметь запредельную стоимость.
Рассмотрим клинки, так сказать, доступных групп:
Токубэцу дзюё токэн — особо важный меч, 20-50 млн йен и выше.
Дзюё токэн — важный меч, 8-30 млн йен и выше.
Токубэцу ходзон токэн — особо оберегаемый меч, 2-10 млн йен.
Ходзон токэн — оберегаемый меч, 1-6 млн йен.
КЛАСС МАСТЕРА
Надо понимать, что кузнецы бывают разного уровня мастерства, это во многом определяет стоимость их мечей. Существуют четыре классификации кузнецов, чьи мечи могут иметь статусы от начального (Ходзон) до высшего (Кокухо): это кузнецы высшего класса, первого, второго и среднего.
Статус Токубэцу дзюё токэн и Дзюё токэн могут получить работы только кузнецов первых трех классов. Как правило, клинки кузнецов среднего класса не поднимаются выше Токубэцу ход-зон токэн, крайне редко представлены в категории Дзюё токэн и практически никогда в Токубэцу дзюё токэн. Второй же класс крайне редко поднимается до Токубэцу дзюё. Поэтому клинки, имеющие два высших статуса (Токубэцу дзюё токэн или Дзюё токэн), могут быть работами мастеров только первых трех классов за крайне редким исключением.
Разделение мастеров по этим классам — отдельная тема, трудоемкая и во многом весьма условная, поэтому ограничимся очень неполным примером для Бидзэн Осафунэ. Безусловно, здесь речь лишь о поколениях этих кузнечных кланов, которые признаны лучшими:
Средний класс: Кагэхидэ, Кагэхиса, многие Сукэсада.
Существуют еще два класса кузнецов: кузнецы, работавшие для общего пользования и, на жаргоне японских специалистов, мусор. Работы кузнецов общего пользования крайне редко, но могут получить статус Ходзон токэн, но не выше. Эти работы очень часто встречаются за пределами Японии по цене 5-10 тысяч долларов, и вместе с подделками разного рода они составляют основную массу черного рынка японского оружия. Особо наглые продавцы пытаются ввести в заблуждение начинающего коллекционера и зачастую продают подобные клинки за 15 тысяч долларов, а то и более. Следует твердо уяснить, что невозможно купить подлинный клинок хорошего качества за 5-10 тысяч долларов, да еще выкованный, например, Ёсодзаэмон Сукэсада.
По поводу обильного предложения на рынке эффектно выглядящих мечей с сертификатами NВТНК за умеренные деньги уважаемый полировщик и эксперт Кэндзи Мишина сказал следующее: «В Японии существует определённая категория дилеров, которые продают мечи низкого качества, так как у них нет возможности получить мечи высокого качества. Они в основном ориентированы на иностранцев с низкими знаниями в области японских мечей.
Что касается получения сертификатов NВТНК для мечей низкого качества, то это возможно, потому что если меч сделан по традиционному японскому методу, даже если он в плохом состоянии и плохого качества, сертификат можно получить. В то же время известны случаи коррупции руководителей NВТНК в выдаче сертификатов Ходзон. Этот уровень мечей никогда не сможет получить бумаги Токубэцу ходзон. Серьезные дилеры вследствие своей репутации и официального статуса не могут позволить себе продавать такие мечи. Есть много подобных мечей низкого качества, которые были сделаны во времена Бакумацу. Очень возможно, что у этих мечей большое количество дефектов. Весьма правдоподобно, что они низкого качества и имеют спорные подписи. Подобные мечи можно видеть в магазинах Гиндза».
Что касается так называемого мусора, то к нему относят работы тех, кто делал изделия низкого качества для пользователей низшего класса. Их стоимость не рассматривается.
Итак, чтобы хорошо ориентироваться в стоимости клинков, необходимо иметь представление о «табели о рангах» кузнецов, об особенностях той или иной школы, о генеалогии кузнецов и, безусловно, хорошо знать историю японского меча и Японии. Все это изучается годами, и «с наскока» успех невозможен.
Имя мастера определяет многое, но не все. Состояние клинка, его кондиции, характеристики и история играют очень большую роль в определении его статуса и, стало быть, его стоимости.
СОСТОЯНИЕ МЕЧА
Под состоянием клинка понимают состояние его поверхности и тела. Это отсутствие или наличие трещин, следов глубокой ржавчины и сколов на лезвии, а также наличие или отсутствие различного рода дефектов ковки, появившихся на лезвии после многочисленных переточек и полировок.
По поводу сколов отметим следующее. Например, на клинке Дзюё бидзюцу хин полировщик высочайшего класса сохранил три небольших, но вполне заметных скола лезвия в моноути, так же как это делали многие полировщики и до него. Клинок получил их в битве при Сэкигахара, принадлежал одному из известнейших даймё того времени, и потомки с почтением сохраняют это свидетельство личной доблести их предка по сей день. В данном случае это, безусловно, большое достоинство, что и отражено в официальном свидетельстве Дзюё бидзюцу хин.
Но бывает и так, что великолепный клинок известнейшего мастера, что называется, «убит», и тут ничего не поделаешь — после всех возможных «реанимационных» процедур такой клинок получает почетный статус Токубэцу ходзон токэн и, увы, не станет Дзюё токэн.
СОХРАННОСТЬ МЕЧА
Под сохранностью понимают степень износа тела клинка без учета хвостовика (ми), т. е. степень износа ми-хаба, мото-хаба, саки-хаба, мото-касанэ, саки-касанэ, и, что весьма важно, насколько сугата клинка сегодня отличается от первоначальной.
Здесь следует проявить внимание. Безусловно, при проведении конкурса наибольшие шансы на присвоение более высокого статуса имеет наименее изношенный клинок (при условии сходных характеристик с «конкурентами», о чем ниже), и эти шансы, безусловно, отражаются на его стоимости.
Например: три клинка одного мастера со статусом Токубэцу ходзон токэн. Все три имеют сходные характеристики, находятся в прекрасном состоянии, имеют одинаковую историческую и художественную ценность, но у одного клинка сугата, характерная для этого мастера, более ярко выражена, да и мото-касанэ, и саки-касанэ ближе к оригинальным. Логично, что решением судей именно этот клинок получит статус Дзюё токэн, а остальные останутся в прежнем статусе.
Как это отражается на цене клинков? До конкурса все три клинка стоили примерно одинаково, например 6-7 млн йен. Но теперь победитель конкурса, получивший статус Дзюё, оценивается уже не менее чем в 15 млн йен. Более того, он объективно может быть лучше некоторых других клинков этого мастера со статусом Дзюё токэн, имеющих подобную стоимость. Через пару лет этот клинок, с учетом его качеств, может быть представлен на синса для получения статуса Токубэцу дзюё токэн! Если так, то его стоимость уже сейчас взлетит до 18-20 млн йен. Если он действительно получит высокий статус Токубэцу дзюё токэн, то она вырастет еще. Если не получит, стоимость его несколько упадет, может до 16 млн йен.
ХАРАКТЕРИСТИКИ МЕЧА
Под характеристиками понимают фактические размеры клинка (цукури-коми, нагаса, или ха-ватари, мото-хаба, саки-хаба, мото-касанэ, саки-касанэ, сори, накаго-сори), а также тип и особенности хада, хамон, накаго и мэй.
Это наиболее сложная и специфическая тема, требующая специальных знаний и богатого опыта. Здесь важно разобраться, насколько типична для этого мастера данная работа, насколько она соответствует его стилю, есть ли в ней какие-то особенности, которые могут способствовать получению более высокого статуса, например, сложная хоримоно, или, наоборот, присутствуют нюансы, способные помешать этому.
Например, слишком большая нагаса (для катана) или недостаточный ха-ватари (для тати) как раз и являются подобными нюансами. Недостаточная длина тати часто может быть следствием о-суриагэ, и это снижает шансы на получение более высокого статуса по сравнению с клинком, избежавшим подобной процедуры.
В анализе характеристик необходимо в первую очередь учитывать следующее:
1. Каждая школа и известные мастера этих школ имеют присущий им стиль, личный почерк, который точно указывает на изготовителя, даже если работа по каким-либо причинам не имеет подписи.
2. В то же время работы мастеров какой-либо школы часто существенно отличаются друг от друга при общей схожести технологии изготовления. Более того, работы одного и того же мастера на протяжении его жизни зачастую отличаются друг от друга и стилистически, и технологически.
3. В разных работах одного и того же мастера характеристики могут существенно отличаться друг от друга. Например, менялся стиль подписи, да и сами имена кузнеца менялись.
Тем не менее огромный объем накопленных и сохраненных в этой области знаний и информации, а также опыт многих поколений исследователей позволяют специалистам сегодня определять конкретную школу, конкретного мастера (среди десятков тысяч мастеров ковки меча) и даже примерный период творчества мастера, соответствующий времени изготовления конкретного меча!
Характеристики меча говорят о многом. Их уникальность в совокупности указывает не только на авторство, но и на качество клинка. Именно эти, порой неуловимые для неопытного глаза, характеристики имеют огромное значение для определения качества оцениваемых мечей и, как следствие, их статуса и стоимости.
Например: имеются два великолепных катана Хидзэн-но куни Тадаёси (первое поколение). Эффектней выглядит первый клинок: он имеет более широкую ми-хаба, но у него слишком перегруженная конука-хада и хоть и эффектный, но несколько широковатый хамон на основе сугу-тёдзи-мидарэ. Второй отличается спокойной плотной ко-итамэ и хамон тю-сугу-ха с аси, с тенденцией к слабому нотарэ. С точки зрения специалиста, второй лучше, хотя первый смотрится богаче и эффектней. Поэтому второй имеет статус Дзюё, а первый — лишь Токубэцу. Соответственно и цены: первый стоит лишь 8-9 млн йен, а второй — 16-17 млн.
Другой пример стоимости клинков, но уже при равном статусе: два клинка работы знаменитого Кунихиро, бывшего самурая семьи Ито клана Оби в провинции Хюга. Оба клинка не претендуют на более высокий статус, но стоимость их разная, и вот почему.
Первая работа демонстрирует ранний уровень мастерства Тэнсё-ути в стилях Суэ-Сэки и Суэ-Сосю, которым он следовал до того, как поселился в Хорикава в Киото:
Вторая работа представляет поздний уровень мастерства, Кэйтё-ути, на основе Ко-Сосю, стиля, принесшему этому кузнецу заслуженную славу, которому он следовал после того, как обосновался в Хорикава.
2. Катана: Мэй «Синано-но К а ми Фудзивара Кунихиро».
Цукури-коми: синогидзукури, иори-мунэ, широкая ми-хаба, небольшой сори, тю-киссаки.
Дзи-хада дзангури. Хамон яки-коми спокойный нотарэ с гуномэ в обильном слое ниэ-дэки, ко-аси, куитигай, юбасири, традиционная мидзу-кагэ в ха-мати.
Эти два клинка, примерно равные по состоянию и сохранности, безусловно, различаются по методу ковки, закалки и, очень возможно, по способу сборки. Безусловно, второй клинок представляет больший интерес по всем характеристикам и с точки зрения хатараки, и с точки зрения дзи-хада. Что касается подписей, то вторая работа относится к несколько более позднему времени (после 1599 г., когда Кунихиро обосновался в Хорикава), что подтверждает и смена стиля, хотя первая имеет указание даты изготовления: 1586 г., и, безусловно, это большой плюс. Итак, стоимость этих клинков разная: первый стоит более 19 млн йен, а второй — более 22 млн йен.
Если доподлинно известно, что клинок принадлежал исторически значимой персоне или имел к ней какое-либо отношение, например по прямому назначению использовался кайсяку при сэппуку, то его статус и стоимость, безусловно, возрастают. Если имеется свидетельство, что клинок был сделан по особому заказу или не одним мастером, а в сотрудничестве с другим мастером или мастерами — то же самое. Важно отметить, что возрастание статуса в данном случае имеет предел, хотя рост стоимости в этом случае предела не имеет.
Например:
Катана, мэй «Мурамаса Тосицугу Тосихиро».
Хаватари 73,2; сори 1,9; мото-хаба 3,2; саки-хаба 2,4; киссаки 5,3; накаго 20,6; накаго-сори 0,2. Статус Дзюё токэн. Этот меч сделан совместно тремя кузнецами, он единственный в своем роде, его историческая значимость уникальна. Стоимость же, в сравнении с обычным Дзюё Мурамаса, при условии схожести остальных условий, выше примерно на 20%.
НЕКОТОРЫЕ ФАКТОРЫ, ВЛИЯЮЩИЕ НА ЦЕНООБРАЗОВАНИЕ, НО РЕДКО — НА СТАТУС
Наличие сайдан-мэй может поднять стоимость на 10—30% в зависимости от того, кто проводил тест, и от количества тел и типа рубящего удара, которым это количество тел рассекли.
Наличие кивами-мэй может поднять стоимость до 2% в зависимости от того, кто, когда и по чьей просьбе или приказу проводил атрибуцию. Это актуально только для мечей класса Токубэцу дзюё токэн и выше.
НЕМНОГО О ПРАКТИЧЕСКОМ ЦЕНООПРЕДЕЛЕНИИ
Приведем ряд конкретных примеров стоимости мечей конкретных мастеров.
Клинок кузнеца второго класса, но характеристики совсем слабые, износ тела клинка весьма значительный, в нормальном виде клинок такого мастера стоил бы не менее 4-5 млн йен.
